В свете новых мер, принимаемых государственными органами для защиты чувств верующих от оскорблений, внимание оказалось привлечено к книгам, включенным в школьную программу. В обществе стали возникать сомнения, а не попадут ли книжки, ранее рекомендовавшиеся детям в рамках программы средней школы, в числе запрещенной или, как минимум, нерекомендуемой литературы.
Пушкин и Римская Папа
И в самом деле, взять хотя бы наше все – Александра Сергеевича Пушкина. Он мало того, что позволял себе в своих произведениях писать слово «бог» с маленькой буквы, так и еще его история про попа и работника его Балду, с чертями и избиение священнослужителя, мягко говоря, может обидеть чьи-то чувства.
Александр Сергеевич, кстати, подобные проблемы имел еще при жизни. Не все знают, но в «Сказке о рыбаке и рыбке» изначально был эпизод, где старуха восхотела стать «Римскою Папой». Но тут поэт подумал о том, что ему еще жить в этой стране, где Священный Синод – не самая последняя организация, и предпочел сам себя процензурировать.
Глава министерства культуры РФ Владимир Мединский опасений не разделяет, хотя и железной уверенности в этом не проявляет. «Ничего из школьной программы изыматься не будет. Давайте подождем и увидим, в какой форме законопроект будет принят», - сказал министр.
Дарвин снова под угрозой?
Вообще школьной программе в свете новых веяний может прийтись очень несладко. Вспомнить хотя бы курс биологии, из-за которого уже ломались копья даже в суде. А ну как кого из верующих учеников или их родителей оскорбит теория Дарвина? Или курс анатомии, изучение которого может вселить сомнения в божьем происхождения хомо сапиенса? И в истории тоже не все ладно.
.png)
Лет десять назад мой приятель, преподаватель истории, неосторожно на своем уроке обмолвился об «библейских мифах», за что получил гневную отповедь от ученицы:
- Как вы смеете называть это мифами! Все так и было на самом деле!
А ведь есть еще химия, где некоторые опыты с веществами могут быть восприняты как покушение на «божественное чудо».
Вернемся к литературе. Что же в школьном курсе теоретически может рассматриваться как оскорбление чувств верующих?
От Воланда до Теркина
Вышеописанная «Сказка о попе и его работнике Балде» - несомненно. Вслед за ней, очевидно, должен проследовать роман Михаила Булгакова «Мастер и Маргарита», где мало того что фигурирует сам повелитель зла, так еще дается и неканоническое описание истории распятия спасителя человечества. Может это оскорбить чувства верующих? Вполне.
Компанию этим двум классикам составит и Александр Блок с поэмой «Двенадцать». Ибо Христос в белом венчике из роз путешествует по Петрограду в крайне неподходящей компании.
.png)
Блок проштрафился в школьной программе еще раз, вот этими строчками:
Вхожу я в темные храмы,
Совершаю бедный обряд.
Там жду я Прекрасной Дамы
В мерцаньи красных лампад.
Тут у верующих вполне может возникнуть вопрос: а чего это обряд бедный и почему, собственно, Блок ходит в храмы с целями встречи с некоей дамой?
Если Блок проштрафился частично, то Лев Николаевич Толстой, который, как известно, в свое время вовсе был отлучен от церкви – сам по себе причина для оскорбления чувств верующих. И неважно уже, «Лев и собачка» или «После бала».
Не по пути чувствам верующих может оказаться из Гете, имевшим неосторожность написать «Фауста», где опять-таки фигурирует враг рода человеческого.
В списке крамольных с точки зрения чувств верующих оказываются поэт революции Владимир Маяковский, который тоже пишет слово «бог» с маленькой буквы, и чрезвычайно вольно обращается, с образами Господа, ангелов и прочих персонажей, неуважительное обращение с которыми может задеть верующего человека.
Александр Твардовский с поэмой «Теркин на том свете» немало претерпел от советских властей, а теперь рискует нарваться и на религиозный конфликт, ведь его описание того света, мягко говоря, контрастирует с представлениями основных религиозных конфессий.
.png)
Мир пор иным ракурсом
Михаил Юрьевич Лермонтов наследил в курсе литературы стихотворением «Демон», которое тоже может пробудить у верующих не те чувства. У Николая Гумилева в стихотворении «Дон-Жуан» герой собирается «в старости принять завет Христа», а до того пускается во все тяжкие. Кому-то в сем может привидеться намек на монахов и на их не совсем праведную жизнь.
У Николая Гоголя, которого в школьной программе богато, в каждом втором произведении творится какая-то чертовщина – если не «Мертвые души», так «Вечера на хуторе близ Диканьки».
Вообще, изучив список литературы для школьной программы, понимаешь, что каждое второе произведение так или иначе может задеть чувства верующих.
Были гости - стали клиенты! Эволюция общества за последние десятилетия глазами шеф-повара