Тем не менее Людмила Валентиновна Ермолаева, которая 40 лет (!) отдала любимому делу, убеждена: если бы ей пришлось снова выбирать, то опять послушалась бы любимого учителя, который когда-то ей, выпускнице десятого класса, подсказал, что в Печорах открылось медицинское училище. И, более того, попросила бы Бога, чтобы снова направил её (по распределению!) в нейрохирургическое отделение областной больницы. Почему? - это и был первый вопрос нашей сегодняшней гостье.
«Высший пилотаж»
- У нас замечательный коллектив. И это не только моё мнение - все, кто к нам приходит работать, потом с удивлением признаются: такое взаимопонимание и поддержку редко где можно встретить. Но по-другому в нашей профессии и нельзя.
- Вы имеете в виду и ваш «горячий цех»?
- Конечно. Мы тоже иногда так называем наше нейрохирургическое отделение.
- Это как-то связано с его спецификой?
- Безусловно. Характер травм, с которыми к нам поступают порой больные, требует особого подхода, силы и, конечно же, выносливости.
- Вам тогда молоко нужно давать за вредность!
- Нет, не положено. Хотя, если судить по напряжённости труда в сравнении с другими отделениями больницы, мы давно этого заслужили. Не хочу никого обидеть, но нейрохирургия - это высший пилотаж.
- Вы говорите так, потому что все 40 лет отработали здесь?
- Конечно, нет. Когда я пришла устраиваться в областную больницу, то в отделе кадров мне предложили на выбор детское отделение, урологию и реанимацию. Последнее мне было в новинку, поэтому я его и выбрала. Тогда-то мне довелось познакомиться с Анатолием Петровичем Волковым - нынешним главным врачом, но тогда он только-только начинал после института.
- А как же вы тогда оказались в нейрохирургии?
- Тоже случай. И я считаю, что счастливый.
- Людмила Валентиновна, но если судить по заработной плате, это счастье весьма сомнительное.
- Всё зависит от того, как посмотреть. Не скрою, что оплата труда в медицине не соответствует тем затратам (и нравственным, и физическим), которые приходятся на нашу профессию, но, знаете, всё окупается сторицей, когда ты видишь, что человек поправляется.
- Но это ведь всегда коллективные усилия. Они включают в себя и труд врача, и сестёр…
- Да, больница - это особый организм. Скажу так: здесь один в поле не воин, но от ошибки одного может случиться непоправимое. Хотя в нашей работе присутствует порой и Его величество случай, а иногда…
Просите и обрящете
- Что, божественное проведение?
- Не улыбайтесь, но и такое бывает.
- Вы это говорите на основании собственного опыта?
- Конечно. Никогда не забуду, как к нам однажды привезли молодого парня-фермера со сложнейшей травмой шейного отдела. С такими повреждениями вообще-то не живут. Как раз я в тот день дежурила, и когда мы его принимали, кто-то из родственников шепнул: у него останется четверо детей. Была в этой фразе такая обречённость, что мне стало как-то не по себе. Как представила, что дети останутся сиротами, не выдержала и попросила у Бога, чтобы сохранил ему жизнь. А этому мужчине я только и сказала: миленький, не шевелись, не крути головой, иначе - конец.
Не знаю, слышал ли он меня после операции, но потом, когда он пришёл в себя, то был самым аккуратным больным: всё, что ему говорил и лечащий врач, и мы, сёстры, выполнял очень аккуратно. Во всяком случае, в первые недели после травмы лежал не шелохнувшись. Это тяжело, но мы его выходили.
- Вы считаете, что это Бог помог?
- Знаете, я человек верующий, но в том, что он поправился и, более того, начал ходить, на самом деле было нечто божественное - такая была у него травма.
- И как часто в своей работе вы встречаетесь с подобным?
- Мы все встречаемся с этим, но порой не замечаем. Думаю, что просто не хватает жизненного опыта, чтобы понять это. В моей жизни был случай, когда я убедилась: всё дурное, что тобой сделано, потом к тебе же обязательно и вернётся. Мы можем забыть это плохое, но вверху всё видно. Лично я для себя поняла, что, только отдавая, можно обрести всё. Не нужно понимать эти слова сугубо утилитарно, но другого пути спасения пока нет.
Кто сам без греха…
- То, что вы сказали, - это в каком-то смысле теория, но ведь опыт медицинской сестры тоже немало значит. В чём он, по-вашему, заключается?
- Это трудно объяснить, но от умения выполнить все предписания врача (поставить капельницу, сделать укол или провести какую-то другую манипуляцию) он переходит в новое качество. Я отношу это уже к такому понятию, как интуиция. Когда уже по самому виду больного, его поведению, речи или обрывкам слов, взгляду становится понятно, в каком он находится положении.
- Но это может заметить и врач?
- Конечно, но с больным больше времени проводит сестра, поэтому некоторые вещи не сразу заметны.
- А что вам ещё заметно?
- То, что медицину, равно как и другие социальные программы, слишком часто пытаются реформировать. Увы, в ущерб качеству.
- Но это качество и должны обеспечивать кадры!
- Как это можно выполнить при заработной плате в 4 тысячи? Поэтому, к слову, в нашей профессии люди не задерживаются: призвание, долг - это одно, но жизнь иногда бывает сильнее наших желаний. Приходят к нам порой девочки из медицинского училища, посмотрят на обстановку в нашем «горячем цеху» и, не выдержав, уходят. Пусть первый бросит в них камень, кто сам без греха.
- Порой кажется, что работа медицинской сестры - это чисто женская прерогатива…
- Только в России. Не так давно одно моя коллега ездила к родственникам в Италию и с удивлением обнаружила, что там в больницах работают только медбратья. И ни одной женщины!
- В чём же секрет?
- Каждый ответ на этот вопрос находит сам.
Как изменить жизнь за 16 часов? 
Вера Бабаева: «Наша работа напоминает детектив»