Я тоже пожалела, что не взяла на спектакль Псковского театра драмы «Чёрное молоко или Экскурсия в Освенцим» купальник.
Потому что сидишь рядом с подростками, как раздетая. Горячо.
Как и они, стесняешься лишний раз хихикнуть, раз на афише это слово – «Освенцим» (спектакль очень смешной, да).
Потеешь вместе с Томасом, осознавая, что тоже стояла «на шухере», пока кое-кто перерабатывал людей в радиоактивный пепел.
Ещё больше «швиц», когда начинаешь догадываться, что с Марикой случится что-то непоправимое.
А всё из-за того, что её папа слишком старался, чтоб она меньше знала и ещё меньше задумывалась о происходящем. (Не так ли и я постаралась замять тему, когда моя дочь спросила, что ответить однокласснику, который сказал «все америкосы - дебилы»?).
«Запах из печей меня не особенно беспокоит»?
Режиссёр спектакля, руководитель детской театральной мастерской «Гвозди» Псковского театра драмы Евгения Львова потом объяснила, что она и актёры очень старались сделать зрителям плохо.
Каюсь: как и Томас, надеялась в тот вечер развлечься. Вроде и знала, что театр не про это, а начала забывать, пока мне не вогнали эти «Гвозди» под ногти.
Да и то сказать, кто мог ожидать от «Гвоздей» чего-то стоящего после их первого спектакля про червячка, который вздумал перебраться с одного берега Невы на другой, когда уже наступило время разводить мост.
Кстати, роль Моста тогда досталась тому же парню, который теперь играет Томаса. В сущности, Томаса тоже развели…
Короче, от «Гвоздей» я на прошлой неделе ничего ТАКОГО не ожидала. Мне гораздо больше хотелось посмотреть спектакль «Свято» Учебного театра «На Моховой», который приехал в Псков с гастролями по случаю юбилея нашего дрампуша и выступал на псковской сцене за два дня до «Гвоздей».
Спектакль этот оказался «пластическим». То есть, час двадцать на сцене резвятся красивые молодые люди («будущие звёзды театра и кино», как их называет сайт театра), изображая под чарующую народную музыку «хореографические образы родной земли», чтоб донести до зрителя незамысловатый рефрен: «Нас бьют – мы летаем!». Выписывают эдакие вологодские кружева в стиле пэчворк.
В общем, ансамбль «Улыбка» 82 lvl. Не молоко. Сливки. Причём пенящиеся – из пульверизатора. Без вкуса и запаха. На сцену заранее напустили этих сливок в виде искусственного тумана, который рассеялся, едва в зале зажёгся свет.
Две тётушки в очереди за своими шубами после спектакля: «Ну как тебе?» - «Зарядилась юной энергией!».
Думаю, дай-ка ещё и на спектакле «Чёрное молоко» подзаряжусь.
До сих пор волосы карандашами.
Нет, Томас, конечно, как и мы с вами, что-то такое слышал про Освенцим (по-немецки Аушвиц). И про шесть миллионов уничтоженных гитлеровцами евреев, и про печи.
Ещё ему рассказывали на уроках про вагину и пенис «и как это функционирует», но он сам догадался, что секс – это совсем другое.
Не зря же по-настоящему верующие люди так боятся, что у нас в школах введут уроки православия. В России и так-то народ не шибко религиозный, предостерегают они.
Вот и Томас не верил в Освенцим-Аушвиц, а ехал туда развлекаться, как это всегда бывает в таких школьных поездках: полапать одноклассниц, покурить травки. Может, и в бане попариться, если поведут.
А его провели сквозь ворота, на которых написано «Труд освобождает».
И Томасу расхотелось быть немцем.
Напрасно его единственный друг Дитер объяснял ему, что немцы должны «подняться с колен», что «мы не имеем права предавать идеалы наших дедов»…
Когда Дитер повалил на парту и начал стегать ремнём их одноклассника за то, что тот гей, Томас вроде как проникся этими идеалами и нехотя постоял «на шухере», надеясь, что не делает ничего плохого.
Но после Освенцима отбился от своих.
...Ради того, чтобы сыграть Томаса, пышноволосый кудрявый Алексей Довбаш – звезда театральной мастерской «Гвозди» - коротко постригся. Надел майку-хаки и тяжёлые армейские ботинки на шнуровке.
Денис Кугай в роли польского полицейского Томаша сразу понял, что этот парень - «нацик».
У «пшека» Томаша, как он объясняет, своя причина ненавидеть немецких нациков. Но он похож на нацика ещё больше, чем Томас. Он и с дочкой, ровесницей Томаса, обращается, как гестаповец, не умея по-другому отнять у неё пыльную тетрадку, которую она нашла на чердаке.
Зрителям предстоит узнать, что с этим Томашем не так.
Девочку зовут Белла (как в «Сумерках» - глупо улыбается Томас) и одновременно Марика.
Белла не рада, что выросла в этой дыре, где единственным «градообразующим предприятием», как сказали бы у нас, является «музей» (они его так называют, ну а что, это музей и есть). Её задрало, что все приезжие спрашивают, мерещатся ли ей призраки. Ей это всё до смерти надоело (ключевое слово «до смерти»).
Марика живёт в том же самом польском Освенциме, но в 1942-м году, и наблюдает, как немцы строят лагерь для евреев. Главное, что не для поляков, а евреи – всё равно все как один воры и убийцы, объясняет ей отец, но она умная девочка и понимает, что это не совсем справедливо – отправлять в лагерь только за то, что ты не той национальности.
Марика, может, и поразмышляла бы об этом как следует, да некогда: она влюбилась в одного из немецких охранников. Тем более, что папа их хвалит, говорит, что немцы – правильная такая, чистоплотная нация. Марика надеется, что её возлюбленный добрее других и что он отпускает заключённых погулять подольше, когда его смена.
…Итак, что мы имеем. Перед нами трое героев, которые всегда не те, за кого мы их принимаем.
Туповатый бритоголовый Томас - кто бы мог подумать? - чрезвычайно раним.
Его польский тёзка Томаш, хоть и годится ему в отцы, сам ненамного взрослее: оказывается, он решил стать «полицейским из Майами» только потому, что из него не получилось «индианы-джонса», а тем более, «американского жиголо».
Он не ненавидит немцев, нет. Он ненавидит людей вообще. Так он говорит. А себя - больше всех, о чём лучше него знает его шестнадцатилетняя дочка, только она до поры до времени не понимала почему.
Хотите знать, что вырастает из ребёнка, который с утра до вечера смотрит телек или играет в компьютерные игры? Сходите в театр и поглядите на полицейского Томаша в исполнении Дениса Кугая.
Наверное, это и называется «человек тонкой душевной организации», «разносторонне одарённая личность» или просто «хороший парень». Томасу, конечно, страшно повезло, что он нарвался на прекраснодушного Томаша.
А может, просто так обстоятельства сложились, что Томаш не выбил этому «нацику» семь зубов, как он это обычно делает, а постарался разобраться, что у мальчишки стряслось.
Что касается Беллы-Марики, то ей до всего этого нет дела. Как и зрителям. Наверное, поэтому мы ещё битый час после спектакля обсуждали «Чёрное молоко» вместе с артистами и дообсуждались до очень личного.
Хотя в первые минуты после спектакля мне показалось, что «дискуссия» пойдёт по накатанной. Сидящие в зале молодые люди начали с заученных фраз: «дедывоевали», теперь мы понимаем, что они не зря воевали, какие эти фашисты и неофашисты всё-таки, ужасосвенцим, бла-бла-бла…
Но уже через несколько минут сами начали рассуждать о том, имеет ли человек право сомневаться в «истине», которую ему навязывают.
Например, имеет ли право ученик возразить учителю. И сами же сказали, что иногда ученик возражает учителю не потому, что учитель не прав, а потому, что ученик с ним не согласен. Та-дам!
Белла-Марика (на самом деле поразительная Анжелика Иномова, просто она не сразу остыла и вышла из роли) слушала-слушала и говорит:
«Надо же, как много интересного вы мне сейчас рассказали про нашу пьесу. Я целый месяц про неё читала. Мне казалось, что я буду сидеть на обсуждении и кивать: «Молодец, ты угадал!» А вместо этого узнала столько для себя неожиданного!»
Пьеса немецкого драматурга Хольгера Шобера, и правда, хороша. Она особенно хороша тем, что это совсем новая пьеса - о том, что происходит между немцами и поляками прямо сейчас. И что происходит в головах у самих немцев и у самих поляков.
Жаль, сказали сидящие в зале, что нет такой же пьесы про поляков и русских. Мол, тут недавно на одном международном семинаре собрались представители разных стран. Все общались между собой. И только русские с поляками так друг с другом за несколько дней семинара ни разу и не заговорили…
Немцев ещё жальче, объясняли знающие люди: они так до сих пор и не научились заново уважать свою нацию после всего, что с ними в 20 веке произошло. Они гордятся своим футболом, своим орднунгом. А нацией гордиться у них так до сих пор и не получается. Поэтому, кто поглупее, как Дитер, и лезут в драку, чтобы «подняться с колен».
Но немцы хотя бы пытаются отрефлексировать свою национальную трагедию. В отличие от русских, которым рано или поздно ещё придётся, как и Томасу, пройти под воротами своих лагерей смерти и потом заново научиться разговаривать с «пшеком» Томашем.
Может, и правда, существуют патологические нации? Но мы-то не такие, ясно дело.
Тут один псковский зритель вспомнил, как много лет назад ещё во время срочной пошёл с товарищем в увольнение и как на безлюдной улице они увидели влюблённую парочку.
Вечер. Вокруг никого. Навстречу эти двое. Держатся за руки. Сослуживец сплюнул и говорит: «А давай к ним прикопаемся». И этот, второй, парень, по его же словам, понял, что чуть не сказал «давай», потому что у него тогда тоже зачесались кулаки. Теперь он признаётся, что вынужден был сделать над собой усилие, чтоб не поддаться этому неожиданному порыву.
Ничто человеческое и нам не чуждо, да…
В автобусе кроме них оказались ещё двое парней, которым было нечем заплатить за проезд. Гей-активист услышал, как они препираются с кондукторшей, и крикнул ей, что заплатит и за них тоже, не жалко.
Через некотрое время эти двое незнакомцев присмотрелись к нашему рассказчику и его приятелю повнимательнее и вдруг придвинулись к ним с угрожающим видом: «А вы, что, голубые?!»
Разрулить эту ситуацию так, чтобы она не закончилась мордобоем, оказалось совсем не просто.
А теперь пример из вчерашней ленты моего Фейсбука. Семья сыроваров из псковской глубинки недавно была официально признана «лучшей молодой семьёй России», о чём написали почти все псковские СМИ. Под ссылкой на одну из таких публикаций моя коллега, тоже журналист, пишет в социальной сети:
«Кому лень читать перескажу: уехали из Пскова в Питер, но там их никто не ждал с распростёртыми объятиями - надо было пахать, что было влом. Родственники жены, умолчим их национальность, но они как водится в Пскове - решили открыть кафе и пристроить зятя, но там такой «хозяйственник», что был сослан в деревню кашеварить да детей заделывать».
«Умолчала» об их национальности. Не как в прошлый раз.
Ну что ж, напомню. Месяц назад в Пскове судили одного общественника и троих полицейских, которые задержали наркоторговку, да так неаккуратно, что она погибла при задержании, после чего они не придумали ничего лучше, как спрятать её труп в лесу и притвориться, что ничего не было.
В СМИ главного обвиняемого называли «общественником», «лидером движения», а погибшую - «цыганкой»:
«…Такое мнение в последнем слове высказал лидер общественной организации «Псков - город без наркотиков» Константин Вилков на очередном слушании по делу о смерти цыганки».
Мне тогда вдруг опостылело стоять «на шухере», и я разразилась в том же Фейсбуке отдельным постом: мол, тогда уж напишите, какой они все национальности - эти Вилков, Федотов, Коншин и Царёва. Пускай любители стереотипов тоже пообобщают и сделают выводы про русских.
А тем временем та же журналистка, только в другой ветке написала: «Чего устроили из-за цыганки-наркоманки ажиотаж, одной больше одной меньше».
Кстати, на премьере «Чёрного молока» в Пскове было и про цыган тоже. Пойдёте на спектакль – узнаете, есть ли у цыган «генетическая склонность к воровству». По крайней мере, выясните для себя, что об этом думают ваши соседи по зрительному залу (вырезано цензурой лучше б я этого не выясняла)))
Белла из немецких «Сумерек» под названием «Чёрное молоко» говорит: «Освенцим такой же, как и весь мир, и весь мир такой же, как Освенцим».
Итак, с премьерой вас псковского Освенцима. Псковский театр драмы наконец-то начал жечь.