- В следующем году мне исполнится 70 лет, поэтому я успел пожить во стольких ипостасях, что даже мне кажется, будто это всё происходило не со мной, а с кем-то другим.
Ольга МИРОНОВИЧ, «Аргументы и Факты – Псков»: - Валерий Фёдорович, вы, наверное, собирались стать музыкантом, раз поступили в музыкальное училище?
- В музыкальную школу меня отвела соседка, потому что мои родители были очень простые люди и не стремились ни к чему такому. Я и в музучилище-то поступил после восьмого класса без их ведома. Когда пришла бумага, что меня зачислили на первый курс, не знал, как объявить матери, что 1 сентября не пойду в школу. Мать, конечно, осерчала, но смирилась.
Жили мы тогда на улице Пушкина, как раз рядом с театром, но я и представить себе не мог, что когда-нибудь на целых 18 лет стану его директором.
Там был шикарнейший буфет, и мы с моими однокурсниками по училищу часто в нём околачивались. А ведь я в свои 14 лет учился вместе с 24-летними парнями, которые поступили на тот же курс, что и я, после армии.
Но они строго следили за тем, чтобы я не баловал, поэтому себе брали пиво, а мне - ситро и пирожное за 11 копеек.
Пока я играл на улице возле театра в лапту, мои старшие товарищи бегали на танцы. А когда мы собирались вместе, то я играл им на баяне, а они обнимались с девушками.
Зато когда много лет спустя я стал директором театра, а мой однокурсник Игорь Козно там же работал музруком, я мог по старой дружбе ему выговаривать: «Я поражаюсь свежести твоих чувств, Игорёк: ты сорок лет в театре, а до сих пор обижаешься на реплики Радуна!»
И прищучить своих бывших однокурсников мог, если мне на них жаловались: «Между прочим, ваш Заяц с баяном у нас на школьной ёлке лыка не вязал…» - «Та-а-ак. Кто у нас был Зайцем? А подать его сюда!»
- Ну и почему вы стали не баянистом, а следователем?
- Сперва я поступил на филологический факультет Псковского пединститута, потому что однажды услышал, как выступал Евгений Александрович Маймин. Хоть мы тогда и не понимали до конца, кто такой Маймин, не ценили по-настоящему тех своих педагогов, фронтовиков, которые оказались у нас в провинции просто потому, что им запрещено было жить в университетских городах.
Между прочим, мне лекции про «Слово о полку Игореве» сам Дмитрий Лихачёв читал, тогда ещё никакой не академик.
Я помню, как Лариса Вольперт, чемпионка СССР по шахматам, говорила нам: «Сегодня закончим занятие на 20 минут раньше, а то я на самолёт опоздаю – мне через два часа в Тартуском университете лекцию читать». А утром уже опять читала лекцию в псковском педе.
- Уголовный розыск-то тут при чём?
- Просто я в пединституте учился с таким Юркой Облаковым, который потом стал полковником КГБ. Он пошёл работать в уголовный розыск – ну и я с ним за компанию. Меня назначили опером по Карамышевской зоне и дали мне прозвище - «Граф Карамышевский».
«Вы же знаете, я вас начну придушивать, потому что бардак не люблю».
- А в театре-то вы как оказались?
- Лежу это я в 1991 году с пневмонией в «спецполиклинике» (теперь это называется «госпиталь ветеранов»), а ко мне целая делегация пришла: Юрий Новохижин, Вадим Радун, Лариса Крамер… Дескать, у них в театре обвалился потолок, всё плохо, не соглашусь ли я стать их директором. Я же до этого 15 лет у них в худсовете при театре состоял.
«Ребята, - говорю я им. – Вы поосторожнее, я же сейчас в опале как бывший секретарь горкома КПСС. Вы хорошенько подумайте, надо ли вам со мной связываться. И потом, вы же знаете, я вас начну придушивать, потому что бардак не люблю». Они: «А нам того и надо!».
В общем, избрали они меня на 10 лет (тогда же модно было директоров избирать), а потом на второй срок. Но перед этим я написал устав театра, где было сказано, что всей театральной деятельностью на основе единоначалия руководит директор. И сказал, что с другим уставом работать не буду.
- Как это вы ухитрились 18 лет практиковать единоначалие в таком творческом коллективе?
- Недаром Немирович-Данченко говорил, что артисты - это дети, но сукины дети. Они и великодушные на грани самопожертвования, они и мелочные, донельзя склочные. С ними можно подняться до невообразимых высот, а можно - вывалиться в грязи. Чтобы не вывалиться – надо их любить.
За мои 18 лет никто из них ни одной жалобы никуда не написал, а пришёл Василий Сенин – и поплыло.
«Мне тоже подбрасывали анонимные записки – кто какую роль мог бы в «Короле Лире» сыграть».
- В чём же ваш секрет?
- Надо, чтобы артисты были заняты. Когда люди загружены работой, им некогда заниматься дрязгами. Мне тоже подбрасывали анонимные записки – кто какую роль мог бы в «Короле Лире» сыграть.
- Но я знаю, что в годы вашего директорства артисты до такой степени голодали, что пешком через весь город ходили за хлебушком в киоск где подешевле.
- Не просто голодали. В голодные обмороки падали! Поэтому мы договаривались со спонсорами: кто два мешка макарон в театр подкинет, кто тортов пришлёт, а кто две фуры картошки во дворе театра высыпет, чтобы артисты могли её по домам разобрать. Надо же было как-то выкручиваться.
Но театр жил. Хоть Василий Сенин и говорил, что до его прихода в Пскове никакого театра не было. Как же не было! Мы десять томов истории театра издали!
У нас же раньше в областной театр брали только выпускников питерских и московских театров. Поэтому у нас много кто из знаменитостей начинал. Например, у нас работала Надежда Румянцева из фильма «Девчата», Анатолий Азо, Эмик Виторган с Аллой Балтер.
Помню, мы с Радуном в Москву к Эмику и Алле приехали да так с поезда устали и замёрзли, что вечером Радун на спектакле в первом ряду захрапел. Балтер разозлилась и запустила в него туфлей со сцены. После спектакля говорит: «Кормить не буду». Но потом, конечно, сменила гнев на милость.
А какие у нас в театре талантливые режиссёры работали! Вспомните хотя бы Валерия Бухарина. Тоже обидчивый, как ребёнок. Бывало, придёт: «Всё, я уезжаю!» Но ведь народ на его спектакли валом вали.
«Убить его, мол, кто-то хочет. Да кому он нужен!»
Если бы на Сенина так ходили, мы бы ему его сложный характер тоже простили. Ну поставил бы он в Пскове один-два гениальных спектакля - его злопыхателям было бы нечем крыть. А он эпатировал только за кулисами.
Убить его, мол, кто-то хочет. Да кому он нужен!
«Я поверх его письма написал фломастером «Пошёл ты на х…» и послал ему факсом».
У Владимира Рецептера, знаете, какой сложный характер. Однажды пишет мне, что для театра «Карусель» ему необходимо, причём срочно, 120 хромированных стульев. Я поверх его письма написал фломастером «Пошёл ты на х…» и послал ему факсом. Ну где я ему столько хромированных стульев-то возьму.
Или, допустим, говорит: «А хорошо бы в этом эпизоде выпустить 50 чёрных воронов…» Я ему: «Столько во всей «Красной книге» нет!» Тоже обижался. Но при всём при этом он талантливейший режиссёр, артист и поэт. Где ещё такого взять.
У того же Радуна характер не сахар, но он иногда что-то эдакое как придумает.
У нас в театре одно время на трёх площадках одновременно шли спектакли трёх разных режиссёров: Радуна, Бухарина и Чаплеевского.
Я ещё застал времена, когда люди приходили в театр нарядные. Когда во время гастролей псковского драмтеатра на селе делали сцену из двух сдвинутых грузовиков, а бабушки угощали артистов парным молоком, тёплым хлебом и варёной картошечкой.
В мае мы разъезжали с гастролями по области, а в июне – по СССР. Тоже надо было уметь вести переговоры с гастрольным управлением, дарить тамошним начальникам подарки, чтобы они разработали маршрут получше. Но это ж были именно подарки, а не, как сейчас, взятки в миллионы рублей.
Везли мы им, допустим, две коробки снетка, чтоб уговорить послать нас на гастроли в Таллин.
Потом, когда гастроли по стране сошли на нет из-за недофинансирования, отдушиной для псковичей стал Пушкинский театральный фестиваль. Шутка ли: в Пскове за время его существования перебывало 120 театров! А чем этот фестиваль хорош – он был демократичный. Тут вам и Таганка со своим «Евгением Онегиным», и крошечный театрик из Скопино, где Моцарта играет девочка, а все потом удивляются, какая она талантливая.
И никакой подковёрной борьбы, потому что мы с самого начала отказались от раздачи мест. Все участники получали одинаковые дипломы. А параллельно работала творческая лаборатория.
В результате в Псковской области стало формироваться единой пушкинское пространство: летом – праздник поэзии, зимой – театральный фестиваль…
И тут пришёл Василий Сенин. Рецептер присылает в театр, как обычно, свою версию фестивального репертуара, а ему в ответ хамское письмо: мы, мол, в ваших услугах больше не нуждаемся. Это кто в чьих услугах не нуждается?! Рецептер этот фестиваль создал! Это на него в Псков съезжались лучшие театральные режиссёры и критики! Благодаря нашему фестивалю родился театр «Пушкинская школа»!
… Потом ещё и театр «Карусель» убили. Зачем? Ведь это сколько псковичей и туристов просиживали ночами в этом театре у Мирожки или у Гремячей башни, отмахиваясь ветками от комаров!
А какие открытия благодаря «Карусели» были сделаны! Например, до этого никто не знал, что звук отражается от зеркала реки, из-за чего в полночь, когда над Великой стелется туман, даже сказанные артистами со сцены полушёпотом слова были слышны на другом берегу.
Куда мы со своей «Каруселью» только ни ездили: в Германию, в Голландию… Помню, как на 700-летие Иван-города привезли со собой на гастроли двух арендованных на ипподроме лошадей - каждая ценой 25 тысяч долларов. А там одной лошади от жары плохо стало. Так артисты её с рук зерном кормили, водичкой круглые сутки поили, брюхо ей подвязывали – лишь бы выходить. Вот это была жизнь. А сейчас всё завяло.
- Почему, как вы считаете, псковский драмтеатр стал таким скучным, что его никаким заезжим режиссёрам уже не расшевелить?
- Потому что нельзя руководить театром наездами. Я понимаю, что времена меняются. Что молодёжь нынче другая. И публика другая. Но дело не в публике. Если театром руководят иногородние режиссёры, то он рано или поздно превращается в прокатную площадку. Театр – это такой организм, который нельзя ни на день оставлять без присмотра.
Например, приезжаю это я как-то из питерской командировки и вижу в фойе приготовленные на вынос ведро краски и два зеркала с театрального склада. Я их, конечно, тут же велел обратно на склад отнести, а на их месте оставил записку: мол, не беспокойтесь, театральное добро цело – просто вернулось на место.
Или возвращаюясь я как-то из Опочки и перед тем, как лечь спать, далеко за полночь, звоню на вахту спросить, сколько у нас после спектакля по гримёркам пьяных лежит. Потому что пьяные курят, а тогдашнему театральному хламу одной искры было достаточно, чтобы он вспыхнул, как порох. Мне отвечают: лежит столько-то. Я говорю: «Передайте им, что я выезжаю, уже джинсы застёгиваю!» Актёрам ничего не остаётся, как вызвать такси и разъехаться по домам.
Поэтому они каждый раз, когда приходили на вечерний спектакль или на позднюю репетицию, первым делом спрашивали: «Директор здесь?» Если да, то в гримёрке уже не выпьешь. Он же зайдёт и скажет: «Пить на работе плохо, а пить вместо работы – вообще никуда не годится!»
Мы с Вадимом Радуном как главным режиссёром сразу договорились, что ругаться между собой будем только за закрытыми дверями, а при артистах вести себя так, чтобы между нами невозможно было клин вбить.
И вот когда на Радуна в очередной раз жаловались, что он артистам хамит, я запирался с ним у себя в кабинете и орал: «Да ты кто такой, чтобы людей оскорблять?!»
Он потом выходил и говорил остальным: «Шеф сегодня что-то не в духе».
На месяц его вежливости хватало, а потом он опять начинал грубить.
«А сейчас театр мне иногда напоминает загримированный труп».
Но он же ремеслом владел. А театр – это коллективный труд. Поэтому как бы артисты ни ругались, если у них удачно прошла премьера (внешне удачно, потому что им самим всё видно, кто слова забыл, а кто не своим голосом заговорил), то потом у всех катарсис. И они ради этого готовы не спать ночами перед премьерой, чтобы вовремя спектакль выпустить.
А сейчас театр мне иногда напоминает загримированный труп. Он красивый такой стал, но дух в нём холодный. К тому же, в театре, как и во многих других сферах жизни, началась депрофессионализация.
Как и в журналистике, кстати говоря. Теперь ко мне приходят какие-то девочки «Я журналист, из такой-то газеты». А спросишь «Что ты закончила?» – «Ничего». «Тогда почему ты называешь себя журналистом?»
Я помню, как теперешний знаменитый художник театра и кино Саша Стройло начинал ретушёром в «Псковской правде». И это была хорошая школа.
А разговаривать с пишущей братией, как Биговчий разговаривал, – такого в советские времена никто себе позволить не мог. Все понимали, что журналистика – тонкая сфера и что пинать её ногами не обязательно. А если кого из начальников критиковали в передовице, он мог и с работы полететь.
А потом подходит с извинениями: «Тебе, наверное, за меня влетит?» Я ему: «Наивный ты человек, Слава! Теперь такие времена: пиши что хочешь, никому до этого и дела нету». Потому что везде имитация: театральной жизни, политической…
- Общественная палата Псковской области тоже имитация?
- Общественная палата была сформирована по инициативе сверху и её функция во многом напоминает функцию клапана для выпускания паров. Но. Многое зависит от того, какие люди там собираются и как они себя ведут. У нас люди собираются очень разные…
- И молодые члены палаты уже даже успели вступить в конфликт с аксакалами…
- Да какой это «конфликт»! Если у тебя есть точка зрения… или кочка зрения (кто до чего дорос), то умей её отстаивать. Общественную палату легче всего ругать – за это же никому ничего не будет. Попробовали бы они поругать тех, кто открыто или скрыто поддерживает криминал.
Сначала общественной палате хотели чуть ли не функции народного контроля придать с правом назначать санкции. Но тогда её члены тут же начали бы лоббировать там чьи-нибудь интересы. Так что наши решения носят рекомендательный характер.
Место для дискуссий
- Зато палата – это дискуссионная площадка, которая придаёт гласности те недостатки, которые существуют в работе чиновников. Например, когда мы обсуждали закон о региональном операторе по капременту жилья, то всех пригласили на эту тему высказаться – от КПРФ до «Яблока».
Что бы кто ни говорил, а тот же Лев Шлосберг тогда написал к этому закону почти 30 листов поправок, не в пример некоторым другим партийным деятелям.
В результате областное Собрание принимало фактически переписанный закон. А то, что он до сих пор несовершенен – так на то и существует законотворческая деятельность, чтобы его шлифовать.
Проблема-то не в законах, а в том, что у нас никто не следит за их выполнением. Допустим, когда я работал в обкоме партии, мне было поручено обеспечить одного военнослужащего квартирой в первом квартале. Он получил квартиру в июле, и был страшно доволен.
Но меня потом всё равно вызвали на комиссию: «Почему в июле? Вы считать умеете? Вам велено было успеть в первом квартале!» Записали в личное дело замечание. А сейчас хоть кому-нибудь влетело за невыполнение, например, указов президента?
«Мы воздействуем гласностью – власти этого тоже не любят».
Вот-вот выйдет федеральный закон об общественных палатах. Думаю, у нас появится больше контролирующих функций. Но общественный контроль сам по себе хорош только, когда остальные институты безупречно работают (прокуратура, полиция). А когда мажора, который лихачил в ночной Москве, можно вытащить из больницы только с ОМОНом, общественная палата мало на что способна повлиять.
Мы воздействуем гласностью – власти этого тоже не любят. У нас в области, по крайней мере, сложилась хорошая практика: губернатор на все наши обращения отвечает. Конечно, чаще всего за него это делают управления, во многих случаях формально, но хотя бы отвечают. И частично к нашим советам прислушиваются. Частично.
Например, сейчас мы решили выяснить, что у нас происходит в садоводческих товариществах, куда летом переезжает треть городского населения. Оказывается, в этих дачных массивах полная неразбериха с дорогами (непонятно, кто их должен ремонтировать), электрический провода принадлежат одному собственнику, а за электричество надо платить другому…
К тому же, город разросся, и районные власти больше не считают земли этих садоводческих товариществ своими. Значит, надо, чтобы глава Пскова и глава Псковского района обратились к губернатору с просьбой узаконить существующее положение вещей, чтоб было ясно, кто должен наводить в этих дачных посёлках порядок.
За это Общественная палата и ратует, учитывая, что дачники – это такие люди, которым не страшны никакие санкции. Они сами себя прокормят, случись что. Разве их не надо поддержать?
Кроме этого, палата провела в областной закон поправки о статусе многодетной семьи. Раньше люди подолгу не получали никаких льгот из-за того, что не могли оформить нужные справки.
Также мы сейчас работаем над проектом поправок в закон о бесплатной юридической помощи, потому что многим людям адвокат не по карману…
- Кстати, как вы относитесь к рейтингу, в котором Псковская область оказалась самой нищей в стране?
- Я к любым рейтингам отношусь с прищуром. Допустим, МГУ никак не может войти в сотню лучших мировых вузов. Почему? Потому что тем, кто заказывает такие рейтинги, это не выгодно. В таких рейтингах вообще очень многое зависит от того, кто их заказывает…
У нас даже по социологическим расчётам в последние годы видны улучшения. Смертность падает, рождаемость впервые начала увеличиваться… Институт семьи разрушается, но это потому, что глобалисты ополчились на основную ячейку общества. Образованность, конечно, резко упала, но это потому, что мы зачем-то насаждаем ЕГЭ, когда другие страны уже одна за другой отказываются от подобных схем.
Раньше это называлось «измена». Но вместе с тем создано общество любителей русской словесности, которое возглавил сам патриарх Кирилл… Общество поняло, что русский язык является основой сплочения нации.
- Не могу не спросить, что для вас значит День России?
- Для русского человека, как известно, все праздники хороши: и языческие, и православные. Он и Масленицу празднует, и годовщину Октябрьской революции. Я думаю, что День России тоже очень нужен.
Вы поглядите, как люди всколыхнулись с идеей «Бессмертного полка»! Казалось бы, что тут такого: носить на жёрдочке портрет своего деда. Ан нет, включается генетическая память.
Я тут недавно наткнулся в Интернете на патриотическое стихотворение одной школьницы – у меня мороз по коже.
Понимаете, люди устали от унижений и истосковались по былому величию. Поэтому им теперь снова так дорог Гагарин и поэтому мы к своему Гагарину ещё не раз вернёмся. Нам как никогда хочется почувствовать себя представителями великой нации, великой культуры и великого языка.
И это процесс неостановим. А значит, есть надежда, что эти порывы позволят нам вместе с нашими экономическими успехами (возможными) изменить всё к лучшему.
«Я, конечно, уже в таком возрасте, когда 100%-й оптимизм равняется 100%-му кретинизму, но тем не менее».
Только бы чиновники всё не испортили с этим «Бессмертным полком». Я это не к тому, что чиновники плохие. Среди чиновников тоже есть очень толковые люди. А к тому, что они могут любое дело заформализировать.
Вот глядите, есть такой праздник – Родительская суббота, когда все православные приходят на кладбище, устраивают тоже своего рода «Бессмертный полк». А ведь никто этого специально не организовывает. Вот и «Бессмертный полк» не надо организовывать.
- Может, чиновники просто не верят в свой народ?
- Надо, надо верить в лучшее. Я, конечно, уже в таком возрасте, когда 100%-й оптимизм равняется 100%-му кретинизму, но тем не менее. Надо же ещё учитывать, что по расчётам Менделеева нас в России к 21 веку уже должно было быть 400 миллионов. Никто же не думал, что страна переживёт в 20 веке такие катаклизмы. Что победа в Великой Отечественной войне дастся нам такой ценой.
Но даже после войны какие были достижения, какая была поэзия, какая была эстрада, сколько всего всколыхнулось…
- А современная эстрада откуда всколыхнулась?
- Говорю же, в войну погибли лучшие, а тыловые крысы выжили. Вот это их потомство с больной генетикой и расплодилось. Но не всё в нас уснуло и не всё умерло. Надо только не позволять никому перекосячивать нашу историю.
Её, между прочим, пробуют переписывать даже уважаемые люди. Например, приходит тут ко мне недавно один и говорит, что он теперь руководит региональным дворянским собранием. Предложил мне тоже выбрать какой-нибудь титул – князя или графа - для солидности.
Я, конечно, отказался: «У меня родители из крестьян, отец – автомобилист, мать 40 лет на радиозаводе проработала. Ну какой из меня граф. Только людей смешить».
А Степашин согласился. И некоторые другие тоже. На всякий случай. Это как у некоторых жителей Псковской области эстонский паспорт имеется. Тоже на всякий случай.
А я на всякий случай хочу напомнить, что Россия непредсказуема. Что каждый раз, когда казалось, что ей конец пришёл, она вдруг меняла историю всего мира. Потому что если бы мы не победили Наполеона, дали Гитлеру осуществить план «Барбаросса», а Мамаю – вторгнуться в Западную Европу, мир сейчас был бы другим. Но ведь не дали.
Вот и сейчас Обама, вроде бы, нас победил, а всё равно бесится, потому что Путин не желает гнуться. Россия остаётся непредсказуемой – вот что всех так пугает. Это мы в День России и празднуем.