- Юлия Леонидовна, ваша журналистская и литературная жизнь широко известна. А как в личном плане? Есть ли у вас семья, дети?
- Детей нет, если можно, моя личная жизнь не является предметом обсуждения. Моя матушка по-прежнему печатается в «Новом мире», мой отец – я считаю, один из лучших поэтов второй половины 20 века, у него постоянно выходят книги и свой сайт собственный есть. У меня сайта нет, какие-то хорошие люди заводят мне сайты периодически, на них вешают все мои статьи и выступления. Хочу сказать им огромное спасибо. Они даже мне не известны. В Интернет я заглядываю, потому что практически те новости, которые идут по официальным каналам, естественно, я черпаю сейчас из Интернета, смотреть телевизор выше моих человеческих сил. Я начинаю утро с десятикилометровой пробежки, что гораздо лучше Интернета. На здоровый образ жизни уходит много времени. В проруби я не купаюсь, я думаю, что пробежкой следует ограничиться.
- Где берете сюжеты для своих произведений?
- По моему опыту, хорошая книга пишется, когда точно знаешь, какая первая сцена и какой будет происходит неожиданный сюжетный поворот в середине. И надо знать, чем кончится, но когда дописал, она кончается совершенно другим. У меня есть фантастика и триллеры. Они строятся по разным рецептам. Когда пишу фантастику, всегда в моих книгах общество – одно из главных действующих лиц, для меня это не фон, а герой. Мои герои меняют законы общества. Когда пишу фантастику, это сильная социологическая фантастика, в которой кто-то увидит, как изменялся Древний Китай, кто-то увидит, что происходило в Средневековье. А когда пишу современные книжки, я не переписываю реальность, есть просто вещи, которые надо знать, которые нечестно не пересказать, если ты их видел.
- Кто первым читает ваши романы?
- Я очень суеверный человек, пока книга не написана, она не показывается никому, первый читатель или редактор, или консультанты по каким-то моментам.
- Чем вас привлекает жанр фантастики?
- Фантастика – это очень хороший способ описать законы действия человеческого общества не в данном конкретном случае, который являет собой российская жизнь начала 21-го века, а ушки взять от того, лапки от того… и получится такое архитипическое создание. Я просто в какой-то момент обнаружила, что вещи в современной России не менее интересны, чем происходящее во Флоренции в 16-м веке. Человечество очень разное. В Древней Греции было одно, в Японии эпохи Меди было другое, а в современной России оно третье. Одна из вещей, которые я люблю дать понять читателям, – насколько при одинаковых исходных составляющих типа жажды славы, денег, справедливости, в каждой человеческой культуре, иногда различающейся сотнями лет или километров, как преобразуются в совершенно различные слова. Как в человеческом языке есть одинаковые буквы, но разные слова.
- Вам понравилась экранизация «Охоты на изюбря»?
- Я до сих пор не смотрела сериал по «Охоте на изюбря». Мы уже сняли 8-серийный фильм «Промзона», который сильно отличается от книжки, в чем-то даже книжки лучше. Книжка и кино - это два совершено разных языка, но описывается одно и тоже. Надеюсь, это будет неплохой сериал. «Промзона» сейчас практически готова. Изначально мы снимали 12 серий, но потом подумали, что лучше 8 серий, которые по динамике не уступают фильму. Что-то бы я там поправила, но в целом довольна. Я бы хотела снять еще «Неязбека», и Шура Оданесян хотел бы его поставить, но поскольку сейчас кризис, думаю, с этой задачей рано или поздно справимся. Самое важное, что я не принадлежу к числу авторов, которые считают, что каждое их слово священно. Это сложно объяснить. Понятно, что кино не литература, там главное не воспроизведение того, что написано в романе, а именно преобразование топологическое того, что было в романе, в то, что есть на экране. Важно, чтобы эти языки описывали один и тот же предмет.
- Как вы относитесь к фантастике в кино? Смотрели, например, «Обитаемый остров»?
- «Обитаемый остров» смотрела. Я была в большом восторге. Понимаю, что этот фильм по-голливудски был бы снят по-другому, но он был бы и в 10 раз дороже. Да, так и должно быть сделано кино. Это почти идеальное сочетание экшна и мысли. Это то, что мне нравится в «Матрице». Когда на экране происходит не только череда событий, но и сюжет есть один из уровней сложности текста.
- Как вам удается совмещать журналистскую и писательскую деятельность?
- Журналистика – это черновик, правда, сильно затягивает. Для меня всегда главное были книги, именно поэтому я в журналистике такая отвязная. Знаю, что если меня отовсюду выгонят, я буду заниматься любимым делом.
- Сколько книг вы уже написали?
- Надо считать хорошие книги. Из тех книг, которые сейчас переиздает издательство АСТ, к ним не относится разве что книга «Сто полей». Она не является романом и не является прозой, это просто перепаренные мысли, как общество устроено. 12 книг я написала.
- Вопрос от читателя. Информацию вы представляете однобоко, не выдерживает элементарной критики. Связано ли это с получением грантов от Кондолизы Райс?
- Я просто забыла до сих пор получить эту премию, что, конечно, нехорошо, поэтому приходится скромно жить только на гонорары с книг, с фильмов, за работу в «Новой газете», на «Эхо Москвы», в Газете.ру, газете «Москоу таймс». Каюсь, я просто забыла получить эту премию, это абсолютно моя вина, я очень ленивый человек, туда надо написать хотя бы письмо, ребята, чек пришлите. Но я все забываю это сделать. Что касается однобокости, это еще маркиз де Кюстин сказал, что в России критиковать начальство означает не любить Родину.
- Как вы думаете, когда Россия выйдет из кризиса?
- Боюсь, что Россия выйдет из кризиса только после того, как весь остальной мир выйдет из кризиса. Это не очень хорошо. У меня как у экономиста и как у обывателя есть простой вопрос: Россия вступила в кризис с 600 млрд. долларов резерва, в кризис наличность – это король, каким образом бизнесмены, которые вступили с наличностью, вышли в выигрыше, а страна, у которой были такие резервы, оказалось в неприятной ситуации? Боюсь, просто эта наличность была растрачена не очень разумно. Мы выкинули 200 млрд. долларов резервов на то, что мы назвали поддержкой национальной валюты, а на самом деле – на поддержку неконкурентоспособности российского производства. Это было сделано потому, что Кремль боялся народных выступлений, если рубль слишком быстро упадет. Но все-таки Кремль не очень боялся народных волнений, ведь он запретил импорт иномарок, потому что это выгодно другу Путину. То есть боязнь народных выступлений была достаточна, чтобы потратить 200 млрд. долларов ни на что, но недостаточно в той ситуации, когда надо было оказать любезность другу. Во-вторых, мы раздали огромные деньги олигархам, задолжавшим западным банкам. Крупный бизнес мог бы договориться с западными банками сам. Они не идиоты, понимают, что возможность ареста российских активов на территории РФ, если этот актив принадлежит Дерипаске или Потанину, равна нулю. Можно было сказать этим ребятам: выбирайтесь сами, и пусть бы они там в каком-нибудь зажопинском суде налагали арест на акции, чтобы их не забрал какой-нибудь Дольче банк. В условиях кризиса, когда у России было 600 млрд. долларов, можно было сделать невероятный рывок вперед. Очевидно, что это кризис, в ходе которого отомрут некоторые старые способы производства и даже некоторые страны, не справившиеся с новой международной конкуренцией. Выживут постиндустриальные экономики. Имея страну с чистого листа и 600 млрд. долларов наличными, можно было сказать западным компаниям постиндустриальным, которые сейчас испытывают гигантский дефицит кредитов, пожалуйста, приходите к нам в особую экономическую зону и стройте фабрики по передовым технологиям. Ничего этого не было сделано и не будет. Деньги были просто проедены. Мы могли находиться в безумно выгодной позиции именно благодаря кризису, а все будет очень просто: в мире кончится кризис, начнет расти цена на нефть, начнем расти и мы, поругивая Америку.
М. Жванецкий: «Я жду от всего этого только хорошего!»