Статьям, комментариям не было числа. Трудно вспомнить, чтобы столько вздохов было по поводу кончины кого-нибудь из российских сенаторов или депутатов.
А между тем ушедший из жизни сенатор почти ничем не обозначил себя в истории российско-американских отношений. Всю свою долгую политическую жизнь (проработав в американском Сенате почти 50 лет) он посвятил проблемам Америки. Его приоритетами были социальные проблемы - образование, здравоохранение. И именно этим он заслужил звание «великого законодателя». Он провёл в жизнь более 300 законов, так или иначе затрагивающих жизнь простых американцев. В том числе закон о бесплатной медицинской помощи малоимущим. Э. Кеннеди не был образцом добродетели: любил женщин, хорошее вино, шумное застолье (даже слыл выпивохой). За пылкий характер его именовали «ирландским львом». Чем же так взволновала смерть американского сенатора российский бомонд?
О чём слезы?
В комментариях российских СМИ прямо или завуалированно проглядывала тоска по масштабной личности. По политикам, которые, приходя в коридоры власти, не утрачивали бы репутации честных, неподкупных людей. О людях, которые, попадая в княжеские палаты, не глохли бы от грома «медных труб», не слепли бы от блеска позолоты, не утрачивали бы связи с народом и не окружали бы себя политическими холуями и опричниками.
Уход Э. Кеннеди и то, как провожала его Америка, вновь и вновь поднимает болезненный для нас вопрос: почему же на наших политических чернозёмах не вырастают политические «львы» - Ганди, Ататюрки, Рузвельты или (если брать более близкие времена) де Голли, Аденауэры или леди с железным характером М. Тэтчер? Почему, проводив в последний путь наших депутатов, политиков, судей или авторов гимнов, мы видим, что они оставили нам всё ту же «запущенную Россию», всё то же невспаханное демократическое поле?
Почему с приходом каждого нового поколения элиты мы начинаем стройку страны по новым чертежам, копаем новые национальные котлованы, сочиняем новые гимны? А через десять, пятнадцать или двадцать лет с удивлением обнаруживаем, что усилиями наших политических львов парламент остаётся центром законодательных распродаж, что вместо обещанных разноцветных партийных зайчиков на политическом одеяле разлёгся один медведь в полинялой советской шкуре, а вместо «суверенной демократии» - всё то же «Третье отделение собственной Его Императорского Величества канцелярии».
Как отпевать?
Сенатора Э. Кеннеди отпевали в маленькой церкви одного из беднейших кварталов Бостона, без позолоченных куполов и без организованной системы «всенародного прощания». А скромный колокольный звон в его память разнёсся по всему миру. Почему энергии наших политических львов хватает лишь на то, чтобы проложить шикарную дорогу до Рублёвки да выбить себе место на Новодевичьем кладбище?
Несмотря на смену политического строя (скорее кажущуюся, чем реальную), перемены в манерах российской элиты коснулись разве что ритуалов. Старая советская номенклатура любила хорониться у Кремлёвской стены; нынешняя любит, чтобы её отпевали в храме Христа Спасителя. С деяниями - по-прежнему плохо. Любая национальная стройка под руководством нашей элиты почему-то постоянно превращается в недострой. Зато неплохо строятся частные финансовые колокольни, личные офшорные склепы, валютные надгробия и олигархические часовни.
В Европе уже давно не принято ставить скульптурных надгробий. Этичным считается простая именная плита с годами жизни. Никто не указывает, кем был покойный, какую должность занимал, какую битву выиграл или какую сочинил басню. А мы в России, едва заступив на путь «служения народу», тотчас же начинаем меряться земной славой. Кто у нас выше: президент или премьер, лидер «Единой России» или «Справедливой России», генерал ФСБ или генерал от прокуратуры, вор в законе или высокопоставленный мошенник? Погоня за земной славой, за рейтингами, за длительностью пребывания у власти, а потом за «увековечиванием светлой памяти» приводит к кичливому соревнованию и среди элитарных семейств - кто после смерти «сына Отечества» воздвигнет памятник повыше, попомпезней, понерукотворней.
Венец славы
Глядя на помпезные и часто безвкусные надгробия официальных кладбищ советско-российского периода, за редким исключением трудно вспомнить, чем прославился тот или иной элитный покойник. К большинству из них уже давно заросла народная тропа. А по сути дела - никогда и не протаптывалась. Бюрократическая власть порождала и порождает бюрократическую систему памяти. Существующие с советских времён «классы похорон», по сути дела, не изменились. «Класс» зависит не столько от содеянного, сколько от близости к власти. Свои «похоронные квоты» есть у Кремля, у Белого дома, у мэрии. За элитное место под погасшим солнцем идёт невидимая гражданам скользкая борьба. За суетностью земных счетов мало кто вспоминает о том, что ТАМ, где нет ни Кремля, ни Белого дома, ни московской мэрии, и без телефонных звонков и номенклатурных резолюций известно, какого венца славы заслуживает человек.
* * *
В Испании, сильно пострадавшей от тоталитаризма и культа личности генерала Франко, проблему увековечивания памяти решили законодательно. В 2007 г. там был принят закон об исторической памяти. В соответствии с этим законом в стране демонтированы памятники диктатору, искореняются символы и ритуалы, связанные с «победоносным шествием» фашистского режима. На основании нового закона мэрия Мадрида лишила Франко всех почётных титулов и званий, присвоенных «любимому вождю». Впредь нельзя называть Франко «верным сыном народа», «великим гражданином Испании» или «почётным мэром Мадрида»…
В России тема памяти «выдающихся деятелей» периода советского тоталитаризма не закрыта до сих пор. Недавний конфуз с реставрацией Московского метрополитена, в ходе которой на станции «Курская» появилась надпись: «Нас вырастил Сталин на верность народу», свидетельствует о том, что в стране не перевелись поклонники диктатора, погубившего миллионы россиян.
В статье, опубликованной на днях в польской «Газета выборча», говоря о польских жертвах сталинских преступлений, В. Путин напомнил и о народе России, «судьбу которого исковеркал тоталитарный режим». Было бы хорошо, чтобы это напоминание услышали не только поляки, но и «дети Сталина» в Москве.