«Там налево есть одно местечко»
В Пушкиногорском районе Псковской области торжественно открыли новый туристический маршрут - «Дом Довлатова в Заповеднике».
Поклонники творчества Сергея Довлатова, конечно же, и без всяких «маршрутов» давно уже истоптали дорожку в деревню Березино, выведенную в его повести «Заповедник» под названием «Сосново».
Но вот чтоб так, всего за сто рублей увидеть собственными глазами ту самую комнату – «с цветным портретом Мао из «Огонька» и те самые «две металлические кровати», - такого сервиса им ещё никто не предлагал.
«Он научил меня пить «Агдам»… Он и вас научит»
- А здесь, что, разве не наливают? – весело изумилась при мне одна из раскрасневшихся паломниц в эту литературную мекку. Говоря языком героев «Заповедника», она завалилась в тесный коридор довлатовского дома уже «подмалевавши», благодаря чему аутентичные интерьеры этого «приюта спокойствия, трудов и вдохновенья» сразу же наполнились не менее аутентичным амбре.
Паломницу вежливо пригласили сначала приобрести в кассе музея билет. «Понимаю, понимаю, - игриво отозвалась она. – Я сама музейный работник». Выяснилось, что эта жизнерадостная женщина и её невозмутимый спутник пожаловали в Березино из Москвы по наущению их досточтимого родственника: «Это нам папа подсказал».
Новый туристический маршрут привёл её в безудержный восторг, и только пустая бутылка из-под «Клюквенной» (ценный экспонат, между прочим, ровесница «Заповедника») заставила пожалеть, что новоиспечённому музею не хватает интерактивных аттракционов – вроде рюмочной с воспетым классиком «Агдамом».
«Хочу поработать в заповеднике» - «Люди нужны»
Директором этого дома-музея является известный поэт-песенник Валерий Костин. Между прочим, автор «Зеленоглазого такси». По его же словам, он не так давно принялся писать книгу «Довлатовские чтения» в чисто довлатовском стиле… и сам не заметил, как заделался довлатовским музейщиком.
У музея Довлатова в Березино несколько учредителей, среди них есть и бизнесмены, и художники, и учёные. В том числе знаменитый «кремлёвский печник» Юрий Волкотруб и карнавальных дел мастер Игорь Гаврюшкин.
«В жизни Пушкина ещё так много неисследованного… Кое-что изменилось с прошлого года»
Поначалу-то Игорь Гаврюшкин, если верить федеральной прессе, намеревался построить в этих местах чуть ли не Пушкинленд по аналогии с Диснейлендом, но теперь как-то отошёл от этих дел и даже уже, вроде бы, перестал числиться в учредителях дома-музея Довлатова.
В любом случае, и он не «олигарх», и его соратников супербогатыми людьми не назовёшь, объясняет Валерий Брониславович Костин, поэтому реставрация дома-музея Довлатова продолжалась долго. И всё ещё продолжается. В основном на частные пожертвования.
«Ты уверен, что это жилая комната?» - «Было время – сомневался»
«Дом Михал Иваныча», который уже и на самого Довлатова-то произвёл «страшное впечатление», с годами краше, разумеется, не стал.
Во всяком случае, крыша у него так до сих пор и проваливается, «угрожающе нависая» над мемориальной комнатой писателя. Когда учредители будущего музея выкупили эту развалюху у одной московской дачницы, которая, в свою очередь приобрела её у родственников «Михал Иваныча», домик уже дышал на ладан.
Чтоб мемориал ненароком не унесло ветром, его придумали насадить на металлический каркас – наподобие того, как курицу насаживают на штырь перед тем, как отправить в духовку.
Получилась и впрямь избушка на курьих ножках, которая буквально парит в воздухе, приземлённая разве что выложенным кое-где по периметру дощатым настилом.
«Борода Карла Маркса и лоб Ильича»
Экспозицию собирали близко к тексту, не без участия известного псковского художника Александра Стройло, который работает на «Мосфильме»: «Над столом я увидел цветной портрет Мао из "Огонька". Рядом широко улыбался Гагарин…»
«Основные фонды» дополняет «поэтический» павильон с коллажами из довлатовских фотографий, сохранившийся ещё с тех времён сарай и построенная для музейных нужд будка (она же касса, книжная лавка, а также столовая и гостиница для того самого директора-песенника, когда он приезжает из Санкт-Петербурга поруководить этим учреждением).
«Не обращайте внимания. Это так, для красоты…»
К дому ещё к тому же подогнали проржавевшую пивную бочку, которая, как меня уверяли, пользуется у посетителей большой популярностью, хотя и не имеет к реалиям повести никакого отношения.
Впечатление дополняют прикреплённые там и тут летучие листки с цитатами из «Заповедника» и начерченная будто бы мелом на стене копия портрета Довлатова с рисунка Иосифа Бродского (своего рода «посмертная маска» опального поэта).
«Сперва угробят человека, а потом начинают разыскивать его личные вещи»
«Что при ём было – так это только кровати да матрасы эти. Они евоные. Остальное всё туристы растащили. Иконки – и те растащили, пришлось мне свои притаскивать», - говорит сосед музеефицированного Довлатова – молодцеватого вида дачник, в котором едва можно узнать того самого «Толика», что «откровенно и деловито» мочился с крыльца, мороча приезжему экскурсоводу голову.
«А ты похорошела. Никак зубы вставила?»
«Толик», а теперь уже Анатолий Викторович Фёдоров, у которого я на манер самого Довлатова, с «нездоровым интересом» допытывалась, что из подлинных вещей писателя сохранилось в доме, порадовал с неожиданной стороны. Оказывается, во вне «Заповедника» - то есть, уже за пределами литературного текста, много у каких его героев всё наладилось.
Раньше я всего только знала, что прототип Бориса Алиханова воссоединился-таки в Америке со своей «Таней», «которая была права». Тем самым заодно доказав, что Бог есть. («Мы встретимся. Бог есть…»)
Оказывается, и «Михал Иваныч» (которого на самом деле звали Ваня) туда же. В смысле, переселился к бывшей жене: помирился со своей «Лизкой», которую хотел зарезать, и снова зажил с ней душа в душу. Так что она потом ещё долго спала у него под боком «аккуратно» и «тихо, как гусеница». Напрасно, в общем, у него «над грязной постелью мерцало ружьё».
«Это просто у него период тогда был такой», - пояснил Толик.
«Жизнелюбивые и воинственные, как сорняки»
- Надо же! – изумилась я. - Так запьянцовски пил – и всё равно смог вернуться, так сказать, в строй, восстановить семью...
- И мы пили! – вызывающе сказал Анатолий Викторович. – Только водка была другой – в этом всё дело!
И демонстративно засобирался косить траву, хотя всего за несколько минут до этого хотел было устроить себе сиесту, да я помешала. Супруга насилу уговорила его отложить труды праведные до тех пор, пока солнце спадёт.
Я, конечно, попыталась выяснить, что в «Заповеднике» правда, а что нет. «В принципе, в повести всё тое ж самое, но маленько, конечно, красиво написано». Например, нелитературный Толик утверждает, что никакие собаки к Довлатову в комнату сквозь щели не лазили: «Кошки-то лазили. И щели были, но не такие уж».
«Поздно, - говорит, - милый…»
- Жену Довлатова видели, когда она сюда приезжала? Симпатичная?
- Насчёт симпатичная, я тогда не глядел. Властная! Через стенку было слышно, каким она его тоном…
Анатолий Викторович уже навострился давать интервью – и газетчикам, и телевизионщикам. Поэтому привычно рассказывает, как в деревне Довлатова побаивались, даже трезвого, а когда он шёл по улице «выпимши» – «будто обезьяна», и вовсе прятались от греха подальше по домам.
- Он, что ли, пьяный был нехороший?
- Да он ни разу пальцем никого не тронул. Вот я был буйный, это да. А он… Он же бороду носил, а потом вдруг без бороды пришёл: денег-то не было, а выпить хотелось – вот ему кто-то три рубля за бороду и дал.
«Мне говорят, что он меня отрицательным героем сделал. А мне по барабану – хоть бы и отрицательным!», - вдруг отрезал «Толик».
В этом месте я посчитала своим долгом напомнить Анатолию Викторовичу, что Довлатов всех любил – «даже милиционеров». И заодно спросила, каково это – быть живым героем классического литературного произведения. Дети, небось, гордятся?
«Нету, можно сказать, их… Хотя и есть», - с горечью произнёс «Толик» и устремил затуманившийся взор в «псковские дали».
В довершение всего Анатолий Викторович охотно попозировал, показывая, как они с «Михал Иванычем» выбивали ногой заколоченную дверь, чтоб обеспечить Довлатову обещанный «отдельный вход».
А ещё сказал: «При Союзе-то его никто не признавал, а теперь все стали…ага».
«Давно я не был объектом такой интенсивной женской заботы»
…Пока мы разговаривали с «Толиком», в музее перебывало ещё несколько человек, в том числе расквартированные неподалёку практикантки из академии художеств. Одна девушка деловито припарковала велосипед у «Михал Иваныча» в огороде и устроилась с этюдником – писать довлатовский дом.
Другая прислонила велосипед к забору, просочилась сквозь калитку бочком-бочком, но увидела временно накинутый на щеколду замок, смутилась и стала робко заглядывать в окошки, иллюстрируя ещё одну цитату из «Заповедника»: «Я посмотрел на окна. Занавесок не было. Любой мог заглянуть к нам с улицы. В деревне с этим просто».
«Любовь к берёзам торжествует за счёт любви к человеку»
Тем временем экскурсовод Лилиана Ениславская рассказывала мне, что сегодня утром её укусила оса. Будто нарочно закашивая под своего коллегу из «Заповедника» - неисправимого лентяя Митрофанова, которому оса залетела в рот.
А вечнозелёный Толик обратил моё внимание, что в довлатовском заповеднике имеется, как тому и надлежит, не только «дуб зелёный», но и посаженный ещё самим «Михал Иванычем» кедр, на котором, судя по всему, поселилась белка: «Я уже семь шишек там нашёл, когда подметал».
Одним словом, деревня, где скучал Борис Алиханов, оказалась не менее прелестным уголком, чем деревня, где скучал Евгений.
«Видно, гармония таилась на дне бутылки»
… Когда я, «поставив галочку в сознании» и, «расписавшись в книге духовности», уже шла прочь от дома, где Сергей Довлатов отбывал свою ссылку, то увидела у развилки давешнюю разбитную московскую паломницу. Она и её спутник аккуратно расположились на скамеечке и благополучно добирались впечатлений из невесть откуда взявшейся заветной бутылки… я бы уже не удивилась, что того самого «Агдама».
Широкими мазками. Фото: АиФ-Псков / Ольга Миронович
В качестве подзаголовков использованы цитаты из повести Сергея Довлатова "Заповедник".
Впервые над ареной. Куда бивалютная корзина – туда и я 
Бранденбургская мадонна Мария Лиманская 
Как скобари уху варили, а митьки им фитилёк прикрутили. Рыбный День Скобаря