В Пскове прошел творческий вечер писательницы и телеведущей Татьяны Толстой. Для встречи с псковичами писательница выбрала два своих рассказа об одном человеке - ее прабабушке по материнской линии Анастасии Романовне, типичной представительнице интеллигенции начала XX века. «Тема интеллигенции меня занимает. Интеллигенции в самом широком смысле слова. Поскольку это постоянно исчезающая величина, об этом хочется поговорить», - пояснила Татьяна Толстая. И конечно, гостья ответила на вопросы зрителей: о жизни, любви, творческих проектах.
О секрете счастья
- Вы находите в себе что-то от бабушки Анастасии?
- Нет. Ни по характеру, ни по чему у меня нет с ней общего. Она была без чувства юмора, она была истеричка. Я надеюсь, у меня есть чувство юмора. Свое - не все его понимают. И я, безусловно, не истеричка. Я слишком для этого задумчивая.
Она обожала себя и придавала себе какое-то огромное значение. У нее было огромное количество литературных знакомств и многие ей писали. И вот она разговаривает с последователем своего мужа, Василия Афанасьевича. И тот спрашивает: «Вы столько людей знали, с такими людьми встречались! А не захотели бы написать какие-то воспоминания?» И она ему: «Я? О них? Писать? Да кто они такие, кому они нужны? Я себе интересна. Моя жизнь! Моя душа! Мои порывы! Мои страсти! Вот что мне интересно».
И вот я читаю и думаю: о-па! Вот поэтому ты и несчастна! Потому что ты замкнулась сама в себе. Ты не вышла навстречу никому. Ты не соединилась, на самом деле, ни с какой душой. Ты требовала внимания к своей душе, о которой ты так пеклась. А так не работает. Она это так до конца и не поняла, насколько можно судить по ее запискам в доме престарелых. Она не смогла разорвать порочный круг любви к себе. И такая любовь к себе, сопряженная с отсутствием чувства юмора, делает человека несчастным.
Единственное что меня с ней объединяет - ее записки, написанными жутким почерком. Не каждый врач умеет так плохо писать, как умела плохо писать она! Я заметила, что с годами, с возрастом я стала писать букву «З» как большую запятую. И вот я разбираю ее рукописи: она так же пишет букву «З». Я узнала эту букву только потому, что я так ее пишу.
- Если бы вам предложили начать жизнь с начала, то от чего бы вы отказались?
- Ни от чего бы я не отказалась. Может быть, курила бы меньше. Я курила много лет, портила свое здоровье. Вот единственное, от чего бы может отказалась. Хотя, с другой стороны, я такое удовольствие от этого получала, что и от этого бы я не отказалась!
О творчестве
- Как вы познакомились с Авдотьей Смирновой, как началась «Школа злословия» и кто из гостей запомнился?
- Обычно знакомишься с человеком несколько раз. Я думаю, всерьез мы познакомились, когда с ней и Александром Тимофеевским, драгоценным моим другом, вместе начали работать спичрайтерами для разных людей. Веселое было время - конец 90-х - начало 2000-х. Потом все стало портиться, и все разошлись по своим каморкам. Но мы с Дуней общались и знали друг друга.
Ее дядя, Константин Смирнов, был телепродюсером. И вот Юрий Богомолов, телевизионный критик (отец режиссера Константина Богомолова), не зная, что мы с Дуней вообще знакомы, придумал программу «Школа злословия» и предложил Косте Смирнову нас позвать. Он нас позвал, мы удивились. Сначала не хотели, но стали этим заниматься.
Сперва под присмотром семьи Смирновых - Андрея и его брата Константина, которые пытались из нас кого-то воспитать. Но мы довольно быстро поставили их на место. Я говорю: «Я не буду делать ничего из того, что вы мне говорите. Вот вы - режиссер, а вы - продюсер. А я не актер, я не могу запомнить совершенно элементарную фразу, которую вы произнесли, потому что не я ее написала. Я не могу повторять ни за кем. Я могу делать только одно - быть самой собой. Не устраивает - мы расходимся». Они поворчали. Они ж взрослые, а мы - вообще неизвестно кто.
И вот однажды, был сентябрь, пошли какие-то дни рождения, и мы с Дуней на один день рождения сходили, на другой, куда-то на Рублевское шоссе, за город. Были в гостях, пьянствовали. А с утра к нас программа - Пиотровского записываем. Хозяева нас разбудили в 8 утра и мы с опухшими мордами сели в машину и нас отвезли на съемки. Там нас переодели в какие-то костюмы. И вот мы вдвоем, она на вдохновении, а я на вдохновении с капелькой какого-то знания, расспрашиваем Пиотровского. И я ничего из того, что спрашивала, не помню. И не помнила в процессе разговора. И когда он ушел, у меня просто мозг отключился. И вот очередной разбор полетов. И Андрей Сергеевич говорит: «Девчонки, вот наконец-то вы сделали как я сказал! И отлично получилось!» «Андрей Сергеевич, мы были в жопу пьяные. Вы, как актер должны понимать, что мозг должен быть отключен во время творческой работы». После этого они нас трогать перестали. И мы дальше понеслись...
- Что послужило толчком к созданию видео-блога «Белый шум» и какую цель вы преследовали?
- Это было начало 2020 года. Мой приятель Александр Тимофеевский и я вели так называемые «культурные диалоги». Был журнал «Русская жизнь». Его разорили и закрыли. Мы для этого журнала писали диалоги о культуре, беря разные темы, очень широко забрасывая сеть и в прошлое, и в ширину, базируясь и на мировой, и на русской литературе. Собирались и дальше этим продолжать заниматься. А тут всех запер ковид. Все сидят по домам. Что-то надо делать, новый проект. А тут появился проект в фейсбуке «Изоизоляция». Сидя в изоляции, какие-то талантливые люди решили играть в такую игру: берут какую-то картину и воспроизводят ее сами, из говна и палок: тряпки, перья, раскраска и так далее. И у некоторых поразительно здорово сделано, особенно когда буквально из ничего -газету обернет на голову и точно в этот момент сопоставляется с какой-то картиной, известной или неизвестной, неважно. И мы решили поговорить про эту «Изоизоляцию». Только нам еще кто-то третий был нужен в компанию. Тимофеевский хорошо пишет, но всегда стесняется говорить. Взяли одну нашу подругу - Ксению Буржскую. Выпустили. Тут Тимофеевский взял и умер.
Надо что-то делать. И мы тогда следующую программу посвятили Тимофеевскому. Набрали какого-то народу, записывали. Так слово за слово стали делать программу. Сделали 10-12 программ. Потом пришли люди сказали: у вас и звук плохой и денег не получаете. Мы продюсеры, будем вас продюссировать, сделаем прекрасный звук, глядишь - какие-то деньги заработаете. С этого момента стали делать программы качеством выше, у нас пришло большое количество зрителей. Но это было все не то, потому что время стало меняться. Мы сделали интересную программу, как мне кажется, с Фрейндлих. Это была первая хорошая по качеству программа. А дальше у нас пошла ерунда. Последняя программа, которую я делала - с Дарьей Донцовой. В лучшие времена я бы не стала делать программу с Дарьей Донцовой. Последнее, что мы сделали - это с Павлом Глобой. Тоже в лучшие времена я не стала бы делать интервью с Павлом Глобой. Мы обещали сделать три-четыре программы. Не больше. И все - мы закрываемся.
О русских и о любви к людям
- Кто такие русские сегодня?
- По-русски говорим - русские. Узнаем Россию там, где она нам хочет показываться: и во всем своем великолепии, и во всем своем безобразии. И если мы это умеем принять и испытать сложнейшие по этому поводу чувства - мы русские. Там, где болит - там наше. Когда видишь разоренные русские вещи, церкви, города, русскую старину - то испытываешь боль. А когда ты видишь разоренные вещи чуждых нам цивилизаций, ты испытываешь печаль, но не боль. Не по тебе нож прошел.
А потом есть какие-то вещи, странным образом русские… Я жила в Америке, надо было разыскать одну церковь русскую. Не могу понять где она, спрашиваю прохожих, они объясняют: вот так, так и так. Поехала. И вдруг странным образом изменился пейзаж. Вроде был нормальный американский пейзаж, однородный: тут лужайки, тут деревья, тут магазин безобразный... И вдруг что-то с ним случилось. Пейзаж разъехался как-то, стал мягким, кривым. Я вгляделась: вот она, русская церковь! Она все искажала, делая небрежным. Вот можно начертить вещи четко, чтобы был контур, абрис четкий, а можно сделать, чтобы все было такое размытое. И вот здесь, в Пскове это особенно видно: белые церкви вписаны в эти деревья, и они неразрывные.
- Вы любите людей?
- Да. Не то, что я заранее полагаю, что от них исходит добро. Нет, если звонят в дверь - я не открываю. Я считаю, что пришли жулики, хулиганы и убийцы. Или милиционеры.
Но если отвлечься от этого - то да. В каком-то смысле мы все один человек. У нас же общее происхождение. Мы же двоюродные братья. Даже с самыми ужасными людьми мы родственники. Если кто сдавал свой плевок на анализ ДНК, он знает, что есть служба, которая геном твой расшифровывает и рассказывает массу интересных вещей. Такое у нас делают, и в Америке делают, и находят тебе родственников. Если люди одного и того же племени условно жили на одной территории, у них будет соответствующий геном, определенная группа. По этим группам они могут определить: ты с Балкан, или из Скандинавии, или еще откуда-то. Хотя не все проявляется. Потому что эти вещи стираются со временем. В моем случае скандинавские гены уже стерлись, там может 0,2%. Хотя мы знаем, что происходим от шведов по одной линии. Периодически заглядываешь в генетическую структуру себя и удивляешься. Но приходишь к выводу, что все люди - братья.
