МагДаг
Потому что там же хинкал, там же чудУ – это такие…ммм… вроде как блины с припёком («в свете ж вот какое чуду» – сказал бы на моём месте поэт), а после или одновременно садж (это вообще-то блюдо азербайджанской кухни, но в Дагестане его подают повсюду)… хлеб из тандыра… овечий сыр…
Вот как я теперь буду после всего этого переходить обратно на пальмовое масло наше насущное, спрашивается? Как буду ржавую воду нашу животворящую из-под крана пить, если у меня в жилах теперь течёт чистейшая родниковая - из бурливых горных источников?
А главное, я до сих пор соскабливаю с чемодана свои мозги.
Вот кто-то с горочки спустился...
И ещё у меня это… махачкалинский синдром (как стокгольмский, только позабористей). Хочу обратно в заложники к горцам – пускай ещё немного попринуждают меня лезгинку танцевать.
Какие-то они не такие оказались, как про них в хронике происшествий пишут. Обманули мои ожидания. И ваши сейчас обманут.
Маха одетая и Маха обнажённая
Вот вам для начала тест. Взгляните на эту фотографию. Дело происходит в республиканской библиотеке. Город Махачкала (местные называют его ласково «Махой»).
Угадайте по одежде, которая из этих женщин дагестанка, которая – коренная москвичка, а которая – уроженка русского Севера.
…Хочу только заметить, что москвичка с ещё одной моей коллегой из Северодвинска (справа налево) не из предрассудков так старательно задрапировали свои коленки, а для красоты. Они потому что из Гильдии межэтнической журналистики и знали куда едут, тем более, что не в первый раз.
Ладно, ладно, если хотите знать, как настоящие дагестанские пейзане одеваются, заберёмся подальше в глубинку. То есть, я хотела сказать, повыше в горы.
Это знаменитый посёлок Гуниб – место, где имам Шамиль понапрасну надеялся укрыться от царской армии в неприступной крепости на горе, которая по выражению одного из мастеров художественного слова, возвышается над окружающими её неровностями рельефа, будто папаха над буркой.
Заметьте, горные террасы в окрестностях Гуниба утопают в характерной такой сизой зелени (зелени цвета морской волны).
Это капустные плантации, между прочим, а не то, что вы подумали. Сразу видно, что народ в этих местах живёт трудолюбивый – натурально от сохи (потому что трактора на эти труднодоступные грядки пришлось бы сбрасывать с вертолётов).
Вот специально для вас поймала в кадр случайную прохожую, определённо, местную жительницу (не представляю, каково ей карабкаться на таких каблуках по аулу, который занимает чуть ли не полкилометра в высоту).
На самом деле никакие это не задворки цивилизации. В XIX веке в Гунибе жил сын императора Александра Третьего Великий князь Павел Александрович, для которого на одной из гор даже построили дворец. Просто здоровьишко у него было не очень - вот хирург Пирогов и посоветовал ему переселиться в эти благословенные места, где 300 дней в году светит солнце, а воздух лечит лучше всяких лекарств.
Позже в Гунибе открыли санаторий для астматиков, которые, как и царский сын, исцеляются от одних только пеших прогулок по живописным окрестностям, жадно вдыхая здешний чудодейственный эфир.
Вот, наверное, поэтому там такие выносливые женщины.
А теперь полюбуйтесь, как одет местный житель. Та-дам! Ну, если уж по-честному, это не совсем простой местный житель, а заместитель начальника отдела культуры муниципального образования «Гунибский район» Муртазали Магомедов.
Ннне знаю, может, у него в этих мнимых кармашках для газырей не порох, а пыль, чтоб её в глаза туристам пускать. Лично на меня подействовало.
Зацените папаху!
Я бы тоже затруднилась сказать, сколько она может стоить. Хорошо, я вам подскажу. Вот эта конкретная папаха куплена за 15 тысяч рублей. Её хозяин говорит, что видывал папахи и по 700 тысяч рублей за штуку. Цена зависит от качества руна нерождённого ягнёнка и от того, насколько мастер сумел подогнать шерстинку к шерстинке.
Чем папаха серебристее и кудрявее – тем дороже. И ещё важно, чтобы ровно посередине по-настоящему статусной папахи проходила переливающаяся на солнце тёмная полоса.
В Дагестане есть аулы, жители которых забросили земледелие, потому что только тем и занимаются, что шьют папахи, а потом возят их на продажу в Москву и Санкт-Петербург.
На вид зажиточные такие аулы. По их узким улочкам, вопреки всем россказням о папахах, которые у южных народов якобы снимаются только вместе с головой, разгуливают простоволосые горцы.
В дагестанских городах человека в папахе можно встретить только по какому-нибудь торжественному случаю. Вот этот дербентский парень, например, надел папаху из пушистого меха молодого барашка в честь дня города, невзирая на 30-градусную жару.
Говорит, что не такой уж она и "термос", как некоторые уверяют, но ради праздника, мол, можно и попотеть.
Расул Куртаев, глава администрации ещё одного высокогорного дагестанского аула рассказывает:
«Приезжает как-то ко мне русская девушка в хиджабе, расспрашивает про наши Кубачи и кубачинцев, любопытная такая. А я всё время чувствую, что меня этот её плотно подвязанный под подбородком платок почему-то ужасно напрягает – и не могу понять почему. Вдруг догадался: везде столько пишут про русских девушек, которые убегают в ИГИЛ и становятся террористками, – а тут она. На всякий случай спросил, что её заставило так одеться. – «Ну как же, я ведь в Дагестан приехала, я думала, тут по-другому нельзя…»
Расул – очень продвинутый дагестанский мэр. Я первый раз вижу чиновника из российской глубинки, который так профессионально пиарит своё муниципальное образование в социальных сетях.
Туристы со всего света, конечно, и без того не прочь побывать в гостях у знаменитых кубачинских златокузнецов, которых ещё называют кубачинскими французами, поскольку никто доподлинно не знает, откуда они высоко в дагестанских горах появились: то ли это были беглые генуэзцы, то ли немцы, то ли родня нашим палкинским французам.
Известно только, что жители этого аула испокон веков занимаются изготовлением оружия и ювелирных украшений.
По преданию, именно они выковали двурогий шлем Александра Македонского, а когда персидские мастера, чтоб подразнить их, прислали им тончайшую металлическую проволоку и предложили изготовить такую же, кубачинцы якобы просверлили эту проволоку насквозь и послали назад со словами: «Мы из такой трубы делаем».
Кроме того, они утверждают, что серебряная чернильница на столе Ленина – их рук дело, а после разоблачения культа личности забрали себе обратно преподнесённую когда-то Сталину вазу, и теперь она выставлена в их деревенском музее, где также хранится раздвоенная сабля (зульфикар) Надир-шаха, выкованная, быть может, теми же самыми мастерами, которые вооружили пророка Мухаммеда.
«Берёт — как бомбу, берёт — как ежа, как бритву обоюдоострую…»
Сабля, по всему видать, древняя, только рукоятку из слоновой кости для неё сделали сравнительно недавно – в 17 веке. Говорят, что средневековые воители умели виртуозно управляться с подобными зульфикарами.
Будто бы дамасской сталью такой искусной работы они не просто крошили неприятеля в капусту, а рвали на куски.
Но как и в случае с проволокой, иноземные искусники не на тех напали.
Когда Надир-шах со своим войском вознамерился было завоевать Кубачи и окружил этот аул со всех сторон, кубачинцы придумали выставить в окнах мучалы – причудливой формы металлические сосуды (кубачинским невестам до сих пор такие на свадьбу дарят, чтоб было в чём воду носить), и сделали вид, что целятся из этих мнимых пушек по неприятелю.
А для острастки ещё к тому же начали поджигать паклю – вроде как, намереваясь подпалить порох и немедленно открыть огонь. Шах, естественно, перетрухнул и дал дёру, впопыхах обронив свою дивную саблю.
В 1993 году некий турецкий коллекционер разохотился до этой раритетной вещицы и посулил за неё миллион долларов. Организатором преступления, как потом выяснилось, стал один КГБэшник из соседнего района (берегут они честь мундира, как же).
Бандиты прокрались под покровом ночи в музей, убили сторожа и пустились со своей добычей наутёк. Но, как нам объяснили, их подвёл отечественный автопром: на одном из поворотов горного серпантина они не справились с управлением. Так что специально присланный турком самолёт их в ту ночь так и не дождался, а зульфикар вернулась на своё место.
Со времён обретения шаховой сабли кубачинские мастера многажды превзошли иранских оружейников в своём искусстве. Поэтому в старину они даже не позволяли себе заглядываться на девушек из других аулов, чтобы секреты их ремесла ни в коем случае не были выведаны никаким другим народом.
В советское время в ауле работал комбинат, где изготавливали наградное холодное оружие и другие предметы роскоши для первых лиц государства и их кунаков, но с распадом СССР централизованные поставки в Кубачи серебра, а вместе с ними и госзаказы прекратились. Поэтому теперь кубачинские мастера трудятся каждый у себя дома, а их дети на уроках технологии в школе так до сих пор и учатся не табуретки сколачивать, а ковать серебро.
Один такой мастер, зовут его Алибег Куртаев, например, вот уже третий год подряд корпит над этим паровозом, который на самом деле… ни за что не догадаетесь… самовар!
Там одного серебра угрохано уже на полмиллиона, а готовую работу автор предполагает отдать в добрые руки миллиона эдак за три. Правда, он до того увлёкся, что самого вероятного клиента уже, по всей видимости, упустил. Ну того, который мог бы построить для столь внушительной корпоративной безделушки самоварохранилище.
Кубачинские кумушки тоже не лыком шиты (заведующая музеем махачкалинского Дома дружбы говорит, что все до одного дагестанские народы горазды украшать свои национальные костюмы вышивкой или вязанием, но у кубачинцев – это что-то сверхъестественное).
В хорошую погоду кубачинки сидят возле своих домов, рукодельничают. Кстати, разодетые в лучших традициях своего села.
Вот эта добрая женщина, например, вышивает золотом покрывало на голову будущей невестке. Говорит, дочку недавно замуж выдала, теперь пришла пора для сына приданое готовить. Ведь на кубачинских свадьбах невесты всегда наряжаются в национальную одежду. А поскольку такие свадьбы длятся не один день, надо чтоб молодая каждое утро выходила на люди во всём новом.
Короче говоря, туристам в Кубачах есть на что посмотреть, даже если они просто вскарабкаются на недавно восстановленную сторожевую башню и будут заворожено взирать оттуда на плывущие внизу облака.
Да вот незадача – гостиницы-то в ауле нет. А до Махачкалы по горной дороге путь неблизкий.
Уж лучше вы к нам
Что придумал кубачинский глава Расул? Он, представьте себе, зарегистрировался на сайте для каучсерферов и теперь приглашает гостей со всех концов света к себе домой. Таким манером у него уже переночевала не одна сотня очарованных странников, которые потом пишут в Интернете восхищённые отзывы и хвастаются друг перед дружкой привезёнными из Кубачей браслетами-серьгами, вязаными вещичками ручной работы.
Кстати, почти сразу же после меня и моих коллег по Гильдии к Расулу приехал знаменитый путешественник Михаил Кожухов, а незадолго до нас у кубачинского главы гостили две девушки из Санкт-Петербурга, которым всё в Дагестане понравилось, кроме… приставучих горцев.
Раздосадованные таким излишне горячим приёмом юные путешественницы потом даже написали об этом статью на одном из федеральных сайтов. По их словам, их чуть ли не на каждом шагу плотным кольцом окружали озабоченные мужчины. Даже седовласые старцы, едва завидев их, начинали делать им непристойные предложения. А когда подружки с негодованием отвергали их приставания, в ответ обзывали их догадайтесь кем.
Поэтому как только девушки сумели вырваться из цепких дагестанских объятий и приземлились во Внуково, то не стерпели и закричали от радости: «Ура! Мы больше не ш*хи!».
Гостеприимный Расул, конечно, расстроился и написал на своей страничке в Фейсбуке: «Дагестанцы!!! Прочитайте и задумайтесь!!!».
Дагестанцы «задумались» на сто с лишним комментариев. Многие искренне удивились, другие не поверили, третьи стали гадать, как именно выглядели и вели себя эти девушки, что привлекли к себе такое повышенное внимание мужескаго полу. Кто-то действительно, предположил, что гостьям надо было одеваться поскромнее, потому что, например, за порванные по моде джинсы в некоторых дагестанских селениях якобы можно и наслушаться в свой адрес.
Но другие дагестанские девушки уверяют, что одеваются, как им вздумается, преспокойно разгуливают по пляжу в купальниках и парео, и ни разу никого не ввели в искушение обидеть их хоть жестом, хоть словом.
Была версия, что приезжие барышни просто не умеют, как умудрённые опытом местные, делать нужное выражение лица, чтоб одним своим видом отшивать нахалов. Расул Куртаев возмутился: «И правильно делают! Они сюда приехали не рожи корчить, а отдыхать и места смотреть красивые».
Лично я согласна с теми комментаторами, которые считают, что «девушки как минимум преувеличивают масштаб катастрофы». А кто-то правильно заметил, что с их неуёмным желанием забираться без провожатых в самые глухие места, они бы и в Ивановской области себе приключений нашли.
По-моему, в пользу дагестанцев свидетельствует хотя бы тот факт, что эти две путешественницы всякий раз отделывались лёгким испугом, как только им казалось, что «ой, всё». Во всяком случае, ещё до того, как они торжественно пообещали в Интернете, что в Дагестан больше ни ногой, Расул рассказал нам, сколько с ними было хлопот.
То и дело встречая двух беспечных подружек вместо ваххабитов в самых нелюдимых местах, местные полицейские замучили его звонками, потому что, похоже, и сами испереживались, как бы с заезжими красавицами чего ни стряслось.
Больше всего меня умилил описанный самими же героинями этого хоррора эпизод, когда командир омоновцев заставил их позвонить домой мамам, проверяя, а в курсе ли их досточтимые родительницы, как эти юные особы проводят время, пренебрегая элементарной осторожностью.
Кстати, сильная половина нашей делегации тоже не отказывала себе в удовольствии пройтись по ночной Махе в гордом одиночестве. Мой коллега из Сыктывкара уверяет, что чувствовал себя при этом в полной безопасности. А заодно вспомнил, как два года назад неделю прожил в Пскове и как в тёмное время суток передвигался по нашему городу с большой опаской.
Дело было в марте. По его словам, после десяти вечера он повсюду нарывался на подвыпившие компании, которые вели себя очень агрессивно. И при этом не заметил в центре Пскова ни одного полицейского.
В Махачкале на каждом шагу можно встретить не просто полицейских, а автоматчиков, которые поначалу напрягали меня не меньше, чем русская девушка в хиджабе - главу высокогорного аула. Тем более, после того, как я осмотрелась получше и обнаружила, что сразу за воротами моей гостиницы оборудован уютненький такой блиндажик.
Пообжившись в Махе, я поняла, что тамошние автоматчики больше всего напоминают римских карабинеров: они такие же красивые, весёлые и словоохотливые.
Ну а что касается дагестанских девушек, то я бы не сказала, что с виду они сильно отличаются от псковичек. Они с таким же удовольствием носят короткие юбки, джинсы и майки, при этом никто из прохожих мужчин даже не оглядывается «посмотреть, не оглянулась ли она, чтоб посмотреть, не оглянулся ли я».
Само собой разумеется, на улицах исламской Махачкалы нередко можно встретить женщин в хиджабах. Местные журналисты уверяют, что это в большей степени дань моде. Поэтому гораздо чаще там можно встретить женщин в актуальных сегодня долгополых струящихся платьях с набивными розами.
Студентки отделения журналистики Дагестанского университета произвели на меня впечатление на редкость эмансипированных барышень, хоть нам и сказали, что к четвёртому курсу их разберут замуж, после чего их профессиональной карьере наверняка придёт конец. Мол, дагестанские мужья не очень-то позволяют своим жёнам заниматься журналистикой, потому что эта профессия предполагает излишне много поездок и случайных знакомств.
Что-то не верится. Если судить по соцсетям, то не скажешь, что дагестанская женская журналистика в таком уж загоне. Скорее, наоборот.
А это Лейла, ей 23 года, она недавно закончила филфак Дагестанского университета и теперь работает в отделе редких книг всё той же республиканской библиотеки. Замужем. По национальности кумычка.
Я долго примерялась, как бы это её так исподтишка сфотографировать, чтоб невзначай не оскорбить её религиозных чувств (ну а вдруг). И наконец изловчилась.
Лейла тут же перестала напускать на себя важный вид и разулыбалась. А также немедленно пожелала проверить, хорошо ли она получилась. А потом охотно показала, какая у неё на спине красивая вышивка.
Редко встретишь такую хохотушку, доложу я вам. Спрашиваю, а почему хиджаб, зачем такие строгости в одежде?
- Просто я поняла, что это моё, – и всё тут. Хотя некоторые мои родственники не одобряют моей манеры одеваться.
Про многожёнство мы решили выспросить у гунибского Муртазали - того самого, который носит стилизованный под народный строгий европейский костюм с газырями и отвечает в поселковой администрации за культуру и молодёжную политику.
...Ну и как он, по-вашему, должен относиться к многожёнству, если кроме его родной бабушки у его деда было ещё две жены? Которые превосходно ладили между собой, а также добросовестно нянчились с внуками, не различая, который чей.
Но гораздо чаще бывает так, что зрелый мужчина заводит вторую жену тайком от первой – «чтоб не ранить женщину». Всё равно, если он благочестивый мусульманин, то изо всех сил старается окружить обеих одинаковой заботой и старается, чтобы и та, и другая ни в чём не нуждались.
Представьте, мне даже нравится такой подход. Потому что я тоже знаю некоторых псковских двоежёнцев, притом весьма набожных, которые нисколько не боятся «ранить женщину» и начинают обходиться с законной супругой, как с домработницей, едва завели себе любовницу.
Всё-таки мусульмане в этом отношении поступают честнее, неправда ли? А православные мужчины на поверку оказываются ничуть не более высоконравственными.
Кстати, у самого Муртазали, как он уверяет, всего одна любимая жена. Когда у него звонит телефон, то из динамика несётся: «Один раз в год сады цветут, весну любви один раз ждут…»
Так что познакомившись с ним поближе, я передумала набиваться к нему во вторые жёны. Как аскет он мне больше нравится.
Что поражает русских в Дагестане прежде всего. Что там живут никакие не «дагестанцы» как монолитный этнос, а более ста разнообразных народов, которые говорят между собой на полусотне языков. 14 дагестанских языков даже имеют статус государственных. И в их числе, например, ни на какой другой язык мира не похожий табасаранский, в котором почти пятьдесят падежей и который считается таким же сложным, как китайский. А есть ещё и одноаульные языки, понятные только жителям определённого селенья.
Язык мой – друг их
При этом в Дагестане вы почти не увидите вывесок на каком-либо другом языке, кроме русского. Даже в аулах с одноаульными языками. А горожане сознаются, что никакими другими языками и не владеют.
Я разговаривала в Махачкале с двумя пожилыми аварками, которые жаловались, как их внукам трудно учить в школе родной язык (ведь в Дагестане сейчас стараются возрождать национальную культуру). Бабушки, как оказалось, ничем не в состоянии помочь подрастающему поколению, потому что сами уже давно забыли свой аварский.
Так что южный акцент не должен вводить вас в заблуждение: для большинства уроженцев Дагестана русский язык – такой же самый родной с детства, как и для нас с вами, к тому же он для них – важнейший инструмент добрососедского общения.
Тем не менее, дагестанцы верят, что у каждого коренного малочисленного народа их республики есть своя особенность, поэтому в Дагестане любят приговаривать: «Один аварец – аварец, два аварца – драка, три аварца – война. Один даргинец – даргинец, два даргинца – магазин, три даргинца – рынок. Один лезгин – лезгин, два лезгина – контора, три лезгина – министерство юстиции. Один лакец – лакец, два лакца – мастерская, три лакца – министерство бытового обслуживания. Один кумык – кумык, два кумыка – песня, три кумыка – филармония…» и так далее.
Не подумайте, что лезгины наговаривают на кумыков, а лакцы – на даргинцев.
Первый же аварец, которого я повстречала после того, как сошла с трапа самолёта, с удовольствием рассказал мне анекдот про свой народ: «Где были аварцы, когда Господь Бог раздавал людям мозги? На тренировке!».
И, кстати, обратите внимание, что кубачинский глава Расул, который устроил у себя дома бесплатную гостиницу для усталых путников, по национальности даргинец. То есть, если верить молве, родился крохобором. А ну да... Он же живёт в таком ауле, где по определению нет бессребреников)
Кстати, можете сходу определить, кто из этих двоих чистокровный аварец?
Правильный ответ: оба. Белокурый аварец помладше несколько лет прожил в Москве, а сейчас вернулся на родину продолжать семейное дело. («С такой внешностью-то легко в Москве работать…» - завистливо говорит его односельчанин).
Как раз накануне нашего приезда в махачкалинском «Доме дружбы» было устроено большое чаепитие, участники которого вдруг решили по очереди рассказать о своих родителях. И тут нечаянно выяснилось, что только у одного из собравшихся родители оказались одной национальности, а все остальные признались, что рождены в смешанных браках.
Кстати, дагестанский министр по делам национальностей Татьяна Гамалей – коренная русская, а её муж – аварец. Символично, правда же (учитывая, что аварцы – самый многочисленный дагестанский народ)?
Между прочим, эта прекрасная женщина занимает поистине взрывоопасную ещё в недавнем прошлом должность: почти все её предшественники лишились своих портфелей заодно с жизнью (а кто выжил – тот контужен). Лейла из отдела редких книг национальной библиотеки (та, что ходит на работу в хиджабе) – её бывшая студентка. Видели бы вы, как они обнимались при встрече!
Высокие отношения
Мои дагестанские коллеги утверждают, что у них в республике почти не бывает конфликтов на национальной почве. Национальный вопрос, мол, возникает только во время выборов, когда непопулярные в народе кандидаты во власть пытаются изобразить, что их зажимают по этническому признаку.
А кроме того под национальные конфликты нередко мимикрируют конфликты из-за земли. Ведь в Дагестане чуть ли не самая высокая в России плотность населения (почти 60 человек на квадратный километр), поэтому там каждый земельный участок на вес золота, при том, что кадастровые вопросы до сих пор не решены.
Из-за высокой плотности населения и рекордной рождаемости жители Дагестана исстари привыкли заниматься отхожим промыслом, с которым связан ещё один местный феномен - под названием «куначество». «Кунак» - общетюркское слово, означает «гость» или «друг».
Скажи мне, кто твой кунак, и я скажу – кто ты
То и дело отправляясь на заработки в чужие края, жители Дагестана научились обзаводиться друзьями среди иноплеменников и иноверцев. А главное, научились дорожить этими связями. Поэтому как только между какими-нибудь двумя дагестанскими народами вспыхивала вражда, по обе противоборствующие стороны всегда находились люди, готовые всё уладить, потому что они успели стать друг для друга кунаками.
Причём эта традиция жива до сих пор, чему я свидетель. Когда мы гуляли с моими коллегами из разных уголков России по праздничному Дербенту, то в нас самих то и дело признавали «кунаков». Правда, лично мне ни разу не повезло (видимо, у нас в Псковской области не так много дагестанцев). А вот представителям других регионов на себе испытали всю широту дагестанской души:
«Вы откуда? Из Марий Эл?! У меня же там брат служит! Пожалуйте к нам за стол – не откажитесь выпить коньячку за ваше здоровье!» - «Вы из Барнаула? Вот радость-то! У меня там родственники живут! Передавайте им, пожалуйста, привет и будьте моим гостем!»
Как вы уже поняли, я приехала в Дагестан в дни подготовки к празднованию 2000-летия Дербента. Всего за два дня до торжеств мы застали в дербентской крепости такой, знаете ли… русский народный аврал.
Со стороны могло показаться, что к приезду высоких гостей дербентцы вдруг вздумали отстроить свою Нарын-калу заново.
Причём на земляных работах были почему-то задействованы в основном женщины.
Это у них «перекур».
Городу две тысячи лет
Пока дербентские дамы обедали, мы как следует осмотрели их фронт работ. В Дербентской крепости, можете мне поверить, сохранилось немало удивительного.
Учёные, например, откопали там древнее крестообразное водохранилище и заподозрили, что это бывший христианский храм (тем более, что храм похожей планировки сохранился, кажется, в Ровенне).
Там можно заглянуть в зиндан десятиметровой глубины, из которого, как нас уверял гид, никто живым не вышел.
Там есть ханская баня, похожая ещё на один храм. Когда у ханского гарема был банный день, мужчинам Дербента даже смотреть в сторону этой бани было противопоказано. Кто не стерпел и зыркнул – тому тут же выкалывали глаз.
Если в бане мылись мужчины, наступала очередь дербентских женщин всячески отворачиваться, потому что им за косые взгляды «налево» выкалывали оба глаза.
Возле старейшей в России дербентской Джума-мечети до сих пор стоит похожий на коновязь выбеленный столбик, куда, если верить преданиям, и замуровывали выколотые глаза дербентских похотливцев.
А ещё в крепости растёт языческое дерево и ничьих религиозных чувств почему-то не оскорбляет.
Дербент, чтоб вы знали, является побратимом Пскова и схож с моим родным городом не только тем, что там тоже имеется древняя крепость. Как и в Пскове, в Дербенте исстари пересекались торговые пути, а значит, и люди разных этносов и вероисповеданий. За тысячелетия они настолько навострились мирно уживаться друг с дружкой, что любо-дорого посмотреть.
Например, в день 2000-летия Дербента в одном из его тесных двориков можно было увидеть поистине умилительную картинку. Там за одним столом собрались церковные иерархи всех представленных в Дербенте конфессий (поп, раввин, мулла…) и очень дружно отмечали это дело.
В главной мечети Дербента, которая является старейшей в России, царило такое же умиротворение… Пока её порог, как и полагается, с правой ноги, не переступили члены нашей журналистской делегации.
Своим праздным любопытством мы чуть не разожгли внутриконфессиональный наноконфликт. А всё из-за того, что православные российские журналисты, точно так же, как и президент России Владимир Путин, не позаботились заранее разобраться, чем сунниты отличаются от шиитов.
Оказывается, шииты во время молитвы подкладывают по лоб вот такие глиняные шайбочки (их называют «турбы»), чтобы обязательно касаться головой хотя бы символической земли... А сунниты считают это блажью.
Как вы уже догадались, мы имели неосторожность спросить у окружающих нас мусульман, «а что это за штучки». Мнения благочестивых посетителей мечети тут же разделились.
Возник изысканный богословский спор. К счастью, очень вежливый и даже красивый. Оппоненты то и дело отвешивали друг дружке поклоны и приговаривали «уважаемый». Благодаря чему мы убедились, что в Дербенте даже шииты с суннитами превосходно умеют поладить, хоть каждый и остаётся при своём.
Везде бы так.
Ещё одно интересное наблюдение: на празднике в Дербенте никто почему-то не ограничивал продажу спиртного. Знаменитые дагестанские коньяки с игристыми винами преспокойно продавались бутылками и в розлив в специально организованных для этого нестационарных торговых точках. И ничего. Пьяных я за весь день в Дербенте так и не увидела.
В день, когда Дербент праздновал своё 2000-летие, в магалах (это его исторические кварталы) всё было, как в старые добрые времена: щёлкал ножницами уличный парикмахер, зазывал клиентов чистильщик сапог, какая-то древняя старуха предлагала избавить детей от «чупа» (будто бы у малышей в горле иногда застревают твёрдые кусочки пищи, а она, как и её прапрапрабабки, - мастерица такие «чупы» вытаскивать).
А что мне больше всего понравилось: чуть ли не в каждом старинном дербентском дворике был накрыт стол, к которому настоятельно зазывали всех встречных-поперечных.
Я, например, забрела на огонёк к азербайджанцам, которые специально к празднику нарядились в свои национальные костюмы и попотчевали меня не только восточными сладостями, но и занимательными историями о многовековых традициях своего народа. Вот бы и нам, псковичам, научиться так же по-хозяйски отмечать свои дни города!
Правда, загородок на этом гульбище тоже было хоть отбавляй. Из-за чего по всему периметру площади Свободы, где шумел майдан, к гуляющим из-за решёток тянулись жадные руки тех, кто долго не мог просочиться на главную праздничную площадку через узкое горлышко рамки металлоискателя.
Концерт группы «Любэ» в дербентской крепости в тот день смогли увидеть живьём только избранные. Остальные смотрели его в прямой трансляции по Интернету и прикалывались: «Глянь – Расторгуев приехал, а Путин – нет… Я же тебе говорил, что его не существует!»
В общем, с бейджиком почётного гостя разгуливать по юбилейному Дербенту было, конечно же, вольготнее. Но я бы не стала упрекать дагестанские власти в том, что они перебдели. И даже не ворчала, когда по прибытии во Внуково всех нас, кто прилетел из Дагестана, заново прогнали с чемоданами через чёрный ящик (тем более, что ни одна привезённая мною бутылка коньяка не пострадала).
Я только хочу процитировать журналистку «Русского репортёра» Марину Ахмедову. Как она ответила нам на вопрос, не страшно ли ей работать в Дагестане.
По её словам, страшнее всего ей было в командировке на Байкале – в одной деревне, все до одного жители которой занимаются незаконным рыбным промыслом, а на вырученные деньги беспробудно пьют. А дагестанское «лицо кавказской национальности» - это вовсе не «мордой об асфальт», хоть телевизор и старается убедить нас в обратном.
Вот и я про то же. В Дагестане действительно страшно. Страшно красиво. Страшно интересно. И поэтому мне страшно хочется побывать там ещё раз.
Бюджетный подарок любимому - поцелуй 
Одинокий дояр мечтает познакомиться. И съездил на «Давай, поженимся!» 
Верблюд, осел, козёл и косолапый мишка. Псковский фермер воплощает детскую мечту