Выросло целое поколение не очень доверчивых людей, готовых ставить под сомнение всё. Сергея Михайловича особенно больно ранят некоторые новые исследования о партизанском движении. «О войне сейчас пишут те, кто не воевал ни одного дня», - с этим мнением подпольщика, партизана, фронтовика невозможно спорить.
Тот самый парень
- Сергей Михайлович, вы в своё время много выступали в школах. Казалось, вашу биографию знают все. Последнее время стало понятно, что это не совсем так…
- Родился я 23 сентября 1924 года. Окончил семилетку до войны. Успел, да. Это долго моим единственным образованием оставалось. Зато сейчас два высших: педагогическое и юридическое. В общей сложности лет пятнадцать ещё после войны учился. А о том, как попадают на войну в 16 лет… Мой отец, объездчик Торошинского лесничества, едва ли не с первых дней войны оказался связан с будущими руководителями псковского подполья, которые организовывали базу на Глухом озере. Только явку нашу выдали, отца арестовали. А расстреляли только через 6 месяцев тюрьмы… 22 июля 1944 года, когда мы в Псков вошли, я сразу, как смог, в тюрьму побежал. Была какая-то последняя надежда - вдруг жив, ведь бывает! А там никого не было, ни одного человека. Только двери скрипят от сквозняка. Сколько там просидел - не помню. Помню, что плакал, а в мои тогда уже 19 этого давно не случалось.
- Псков вы освобождали уже в составе регулярной армии?
- Ну, до армии долгий путь был. Я же после ареста отца ушёл в отряд к Василию Ивановичу Гаранину, он отца хорошо знал. С 1943 года воевал в составе 10-й Ленинградской бригады. А в Псков вошёл в феврале 1944 года, уже был рядовым 42-й Армии 3-го Прибалтийского фронта. До сих пор помню, как во время празднования сороковой годовщины освобождения города мне кто-то сказал: тебя там какой-то артиллерист ищет. Оказалось, Борис Верещак - один из тех, кому я орудия на площади помогал устанавливать напротив Успенской колокольни, с неё фашисты огонь вели. Я же Псков хорошо знал, они меня и попросили сориентировать, помочь провести технику. И вот, вспомнил меня (он после войны в Севастополе жил). Обнял, всем рассказал: мол, тот самый парень, местный. А то ведь и тогда многому не верили.
Воля к жизни
- Вы говорили, что у вас есть свой личный День Победы?
- Да, 14 мая 1945 года. В этот день под Прагой мы только-только узнали о капитуляции Германии. Думали: отвоевались. Но в Москву попали только 24 июня. В этот день был первый парад Победы, я салют впервые видел!
Посмотрел - и поехали дальше, с японцами воевать. Участвовал в Маньчжурской операции, освобождал Китай, дошёл до Порт-Артура. У меня благодарность от Сталина есть - за преодоление Монгольской безводной степи (Гоби) и форсирование Большого Хинчанского хребта. Но не дома, она в музее хранится. И вот только потом меня как трижды раненого демобилизовали. Последнее ранение у меня тяжёлое было: лёгкие. В свой день рождения «заработал» - в 20 лет. 23 сентября, в Риге, после обеда. Меня из-за него в 1977 году и из органов комиссовали. В госпитале врачи давали полтора месяца жизни. А я прочитал статью начальника псковского аптекарского управления о пользе сосновых почек. Стал в лес ездить, гулять, почки эти собирал, заваривал. И вот - жив. Тогда же и резьбой по дереву увлёкся. Сейчас уже целую выставку вырезал: в основном псковские храмы.
- Извините, у вас так вкусно огурцами маринованными пахнет.
- Да, сделал всего понемногу. Много-то мне ни к чему, а огород у сестры большой. Сейчас договорим, поеду её забирать. А завтра ещё косить надо.
- Многие, наверное, думают, что у вас железное здоровье. И нервы.
- Какие железные, особенно после войны! Я когда в милиции служил, сколько раз собирался заявление об уходе писать. Вроде бы и всё можешь, а придут родственники задержанных, расплачется чья-нибудь мать... На войне, может, и покрепче нервы были. Меня один раз немцы в комендатуру забрали - с советской листовкой в кармане. Мне её ни выкинуть, ни съесть никак было. Чудом, извините, в подштанники спрятал. И сутки трясся, что она у меня из штанины выпадет. За меня там девушка одна попросила, переводчицей в комендатуре работала: отпустите, говорит, я знаю, что он не партизан. Отпустили.
- Сергей Михайлович, вас трудно дома застать: то в поездке, то в совете ветеранов.
- Надо участвовать во всех встречах. Особенно во встречах с молодёжью. Надо с ними говорить. Я на Кургане Дружбы недавно вспоминал, как мы после войны стеснялись носить свои ордена, не могли говорить о войне.
Стыдно было. В каждой семье горе, у кого муж, у кого сын не вернулся. А сейчас надо говорить. Никто кроме нас уже не расскажет.
Смотрите также:
- Фронтовая разведка: Жизнь и судьба Виктора Клименко →
- Афганушки. Почему Родина забыла о своих дочерях →
- Служить или закосить?Коллизии военной службы →