- Русский писатель Владимир Рецептер… - ловлю себя на том, что невольно стараюсь произносить каждое слово отчётливо, словно разговариваю с иностранным студентом, хотя в этом нет никакой нужды: Михаил Владимирович свободно говорит по-русски. - Русский писатель Владимир Рецептер писал: «Кто не был здесь зимой, тот не был здесь ни разу».
- И, пожалуй, он прав, - соглашается мой собеседник. И, чуть помолчав, добавляет:
- Так и Пушкин ведь тоже больше всего, кажется, любил зиму?..
Прапраправнук Пушкина («По женской линии», - аккуратно уточняет Воронцов-Вельяминов) впервые приезжал сюда полтора года назад. Была поздняя осень, в Царском Селе праздновали двухсотлетие Императорского лицея, а после юбилейных торжеств Михаил Владимирович заехал в Михайловское. Псковская деревня, вспоминает он сейчас, очаровала: всё здесь оказалось «даже прекраснее, чем представлялось в мечтах и размышлениях…». Тогда и подумалось, что нужно приехать сюда ещё раз, непременно, когда царят те самые «мороз и солнце». И обязательно привезти сюда младшего сына Александра.
«Они были русскими…»
Михаил Владимирович живёт во французском Кокарно «на берегу океана» - так уж сложилось. Его дед Михаил Павлович Воронцов-Вельяминов в ноябре 1912 года был избран в 4-ю Государственную Думу. Он был самым молодым депутатом (всего 26 лет от роду) той последней Думы и, по воспоминаниям современников, мягким в манерах, но очень настойчивым, когда дело касалось его убеждений. После революции из страны пришлось уехать, но много лет ещё Михаил Павлович жил, как говорится, «на чемоданах», ожидая возможности вернуться. Но время шло, и всё больше и больше становилось понятно, что мечта о возвращении несбыточна. И былое Отечество - по-домашнему милая Москва, блистательный Петербург, сказочное, затерянное в псковских лесах Михайловское - отдалялось в область мифов…
- Однако все они были русскими, - подчёркивает Михаил Владимирович. - Это являлось совершенно естественным, как воздух. Они были именно русскими, а не россиянами: это слово было вообще неизвестно мне до моего первого приезда ещё в СССР в 1991 году. Причина в том, что у нас всегда имелась в виду принадлежность к народу, к его истории и культуре, а не подданство. Во втором поколении они постепенно стали французскими подданными (из практических нужд), но всё так же считали себя русскими. Я стал французом, так как моя мать приняла французское подданство ещё до моего рождения. Однако в моём чисто русском воспитании это не играло никакой роли.
Без «достоевщины»
- Жизнь, особенно в первые годы эмиграции, была бедной, - вспоминает сейчас Михаил Владимирович. Однако нужно было жить, растить - не только кормить, но и учить - детей. Бабушка была медсестрой, а дед вначале зарабатывал тем, что разгружал железнодорожные вагоны, а позже делал из дорогих пород дерева шкатулки, инкрустировал их…
Главное оставалось неизменным: никакая бедность не отменяла главных нравственных «лекал»: человек должен быть честным, скромным, вежливым. В любых невзгодах, считали в семье, нельзя терять подтянутости и высоты духа: «Достоевских персонажей, - констатирует Михаил Владимирович, - у нас в семье не было».
В доме потомков Пушкина в ХХ веке говорили по-русски. «Юные сёстры и я французский учили тогда, когда пошли в школу; то есть русский - наш родной язык, - поясняет Михаил Владимирович. - Главным способом хранения языка являлась любовь к такому обычаю, как чтение вслух - в ту эпоху это было очень распространено в культурных семьях».
Мать, вспоминает Михаил Владимирович, всегда читала детям на ночь классическую русскую литературу и даже переводы иноязычных авторов, из тех, что «хорошо звучат по-русски», например Диккенса. В часы домашних чтений в доме Воронцовых-Вельяминовых позднее звучали и «Тихий Дон» Шолохова, и даже «Один день из жизни Ивана Денисовича»…
Сыновья Михаила Владимировича Николай и Александр по-русски уже не говорят.
- Моя жена - француженка, - улыбается он. - Когда пришло время жениться, я жил в Бретани, и русских там не было. И сейчас я живу в городе, где русских нет вообще, - это раньше, в Париже, я мог встречаться с эмигрантами из России…
- Как же удаётся не позабыть язык?
- К сожалению, у меня не складывается впечатления, что мой язык по-прежнему хорош. В течение 35 лет, пока у меня не было ни русского окружения, ни русских контактов, я поддерживал язык стихами Булата Окуджавы. Когда вёл машину, например, пел его песни. Это тонкий поэт, у него прекрасный слог. И он очень любил Пушкина.
Родные голоса
Сколько Михаил Воронцов-Вельяминов себя помнит, старшие родственники вокруг были пушкинскими знатоками. Например, его дядя Георгий Михайлович, инженер-мостостроитель, во всякую свободную минуту занимался пушкиноведением. Именно ему удалось после долгих поисков обнаружить во Франции ту самую дуэльную пару – пистолеты, из которых стрелялись Пушкин и Дантес - в маленьком частном музее истории почты в местечке Лимрэ на берегу Луары.
Связи со своим Отечеством французским потомкам поэта удалось установить уже во время хрущёвской оттепели. А в год 200-летия поэта Михаил Владимирович с сыном Александром побывали на I Всемирном съезде потомков Пушкина, который, не без помощи жителя псковской Опочки, официального историографа рода Пушкиных Виктора Михайловича Русакова, организовал московский музей поэта - тот самый, что на Пречистенке.
- Там мы познакомились лично и подружились с московскими потомками Пушкина Кологривовыми. Как общались между собой Александр, который совсем не говорит по-русски, и его московский сверстник, мне непонятно, но они тоже расстались друзьями. Нужно признать, что привычка нынешней молодёжи к интернет-общению эффективно работает и в реальной жизни.
- Из Франции вы следите за тем, что сейчас происходит в России?
- Да, конечно. И я рад, что сейчас восстанавливают связи с русской эмиграцией, что после перерыва, который никому и ничему не идёт на пользу, восстанавливается непрерывность нашей культуры и нашей истории.
Михайловское получило защиту от недобросовестных застройщиков 
Георгий Василевич: «Уже начали сомневаться: был ли Пушкин?» 
Созвездие Кентавра на Михайловской поляне 
Самая обаятельная «жена-интриганка»